Иван Комлев - Ковыль

Слово «акт» так поразило Сбруева, что он подписал бы бумагу немедленно и безоговорочно, если б в этот момент на них рассерженной квочкой не налетела Светлана. Они с Лукерьей вернулись из города, нагруженные покупками, и Светлана ещё издали увидела у ворот мужчину с бумажками в руках и почуяла неладное.

– Это ещё что за фокусы? – насела она на исполкомовского работника. – Вызывают неграмотного старика за ворота, да ещё нетрезвого, и подсовывают какие-то документы подписывать! Дайте сюда! – она бросила картонную коробку и сумку на лавку и вырвала у Кима Сократовича папку с лежавшей на ней бумагой. – Ишь какие! Ты, папа, что думаешь? Подпишешь, а они тебе за это штраф преподнесут.

– Правда что, – подключилась Лукерья, – разве так можно?!

На шум вышла на улицу Дарья, следом – Андрей Фомич, тут же нарисовался Петька. Скоро у ворот столпились почти все гости и вся родня, припыхтел и Валеев.

– Ну что пугать людей? – сказал он. – Давайте за стол и потихоньку разберёмся. А?

– Ладно, – пошёл на попятную Лунёв, – я в другой раз зайду.

Светлана сразу смекнула, что момент для окончательной победы подходящий, переменила тактику:

– Вы извините, пожалуйста, может, я сгоряча не так что сказала. Только папа у нас давно не занимается, раз запрещено. Идите – посмотрите.

– Да, пройдите, – поддержал жену Анатолий.

Лунёва чуть не под локотки провели во двор, заставили заглянуть в предбанник, служивший недавно Егору Кузьмичу столяркой. Теперь же в нём, превращённом во временное жилище, не валялось ни единой стружки.

– Вот, видите сами, – совсем миролюбиво сказала Светлана, – а то заявление. Завидно кому-то – и пишут.

– Давайте лучше за стол, – предложил Зотов, который своего места не покидал.

Лунёва доставили к столу, усадили рядом с Валеевым, с другой стороны его заблокировала Светлана.

– Ну, если такое дело, – сдался Ким Сократович, – то конечно. Напишем в акте, что факт не подтвердился.

– Не подтвердился, – заявил Нечай, – я могу официально, так сказать, от имени коммунхоза справку дать, что Егор Кузьмич у нас кочегаром трудится.

Нарушенное застолье восстановилось, и колесо этой истории покатилось дальше.

Лукерья заглянула в избу, будто по делу, потом спугнула целовавшихся Ивана с Натальей, которые спрятались в бане, – ночи им не хватило! – нигде её Александра не было. И Таньки нет! Однако отсутствие Кирилловны смутило Лукерью, сбило с верного пути, иначе бы она немедленно подалась с ревизией в соседнюю избушку.

– Отнесу покупки, – сказала она Светлане, – и переоденусь, вспотела вся.

И в гостинице мужа не оказалось. Наскоро умылась и переоделась, спустилась к дежурной:

– Вы не скажете, муж мой был недавно здесь?

Старушка закивала головой:

– Был, был твой морячок, как же! Такой красивый мужчина, видный, пригожий…

– Давно? – перебила Лукерья.

– Только что, – добрая женщина видела Александра утром, когда они с Лукерьей отдавали ей ключ от номера, но стройный моряк так ей нравился, так врезался в память, что ей казалось, будто он минуту назад стоял перед ней.

– А он один был?

– Один? – засомневалась старушка.

– Или с кем-нибудь?

– Нет, не один, – дежурная уловила тревожные нотки в голосе Лукерьи и постаралась угодить.

– С кем же? – терпение у Лукерьи почти истощилось.

– С кем же он был? А! С этим, с разбитым носом который, – вот!

Испустив вздох облегчения, Лукерья заторопилась в дом Егора Кузьмича, надеясь, что с мужем разминулась по дороге. Она так была поражена тем, что её Александр исчез, что забыла, видела ли во дворе Афоню; решила, что его там не было.

Александра не оказалось, зато Афоню она увидела сразу, он о чём-то яростно спорил с Петькой, рискуя схлопотать в уцелевший глаз, – не подступиться к нему.

– Варя, – додумалась Лукерья, – сходи тётю Таню позови в гости.

Варя поручение приняла с охотой, с Таней у них сложились хорошие отношения: девочки-подростки втайне влюбляются в старших подруг и в ответ им чаще всего платят дружбой. Но вернулась огорчённая:

– У них замок.

«Где же он плавает, чёртов кобель, куда унырнул?»

Покрутилась по двору, села к столу заморить червячка, а сердце: тук-тук-тук! Хлобыстнула стопку водки: «К кому же ты пришвартовался, окаянный?»

Пиво и водка без меры да солнце доканали непобедимого Кузьму. Он уж и рубаху снял, и майку стащил, сидел за столом голый по пояс и босой, бормотал, качая головой:

– Батя, учти!

Что нужно учесть, Егор Кузьмич не спрашивал. Он с запоздалой жалостью думал о том послевоенном годе, когда ему предложили остаться работать на заводе – огромные вкопанные в землю чаны для отходов, для барды, лучше Сбруева никто не умел делать и ремонтировать. Он согласился: появилась возможность таким способом выручить семью из деревни. Жену, дочерей и младшего сына Егор Кузьмич забрал к себе, а вот Кузьму из колхоза не отпустили, он к тому времени стал самостоятельным работником. И до пятьдесят третьего года никакого послабления крестьянину, никакой воли в выборе своего места на земле…