Иван Комлев - Ковыль

Но пока, похоже, не академик. Ни галстука на нём нет, ни доброй одежонки, полуботинки стоптанные ремонта требуют. Егор Кузьмич думал, когда сын институт закончил и остался в нём работать, что кусок хлеба у младшего всегда теперь с маслом будет, но Валеев тогда же разобъяснил:

– Пока твой Иван заработает себе на масло, гастрит ему будет обеспеченный, а то и язва.

Похоже, близко к правде был майор. Но девочку одевают хорошо, хоть и без фокусов.

У Юли сразу нянька объявилась, Варя. Она ей вместо говорящей куклы. Заодно Варя взяла под своё начало и Дарьиных внучек – Таню и Аню. Петьки-баламута дочерей. Этот шалавый как раз в деревне объявился. Тане пять годков, Ане – два; вот и целый выводок ребятни, гомонят то в доме, то во дворе, крутятся под ногами у взрослых, мешают, и так от этого содома хорошо – не высказать!

Что до Петьки, то припылил он на попутном грузовике всем семейством, боялся опоздать на делёжку. Смех и горе. Дом у него по сей день без крыши – Валя, жена, поведала свекрови под секретом:

– Стропила поставил, а на шифер денег нету.

На шифер или железо Дарьиному сыну можно бы немного денег дать, коли сам до сих пор не разговелся. Конечно, в деревенской жизни рубль и прежде и ныне туго достаётся, но для чего тогда Петька по свету мотался? Дай ему денег, ан окажется, что кровельного материала нигде в продаже нет, ведь пропьёт или размотает попусту…

Не все уместились в доме, ребятишки только со стариками в избе ночуют, остальные – кто где. Баню и предбанник Сбруев загодя от всякого бутора освободил, вычистил, полок вымыл, а Дарья богородской травки по углам набросала – благодать. Лучше, чем в гостинице, куда старший сын Дарьи, Александр, со своей супружницей на постой определился. И Сонька, её дочь, Афоню, забияку мужа, тоже в гостиницу увела на ночлег.

А вот Петька устроился под навесом во дворе, в гостиницу его карман не пускает.

– Терпеть не могу в духоте спать, – заявил Пётр, – на улице тепло, а если что, жена замёрзнуть не даст.

– Конечно, лучше под навесом, – соглашается Валентина, наскучала, видать, без мужа, – если комары не заедят.

Комаров нет – сушь.

Гости вставали поздно, когда Сбруев, управившись по хозяйству, уже успевал умыться и побриться; брился он теперь ежедневно и, облачившись в новую рубаху, выходил во двор, под солнце. Солнце на безоблачном небе уже к девяти часам начинало плавиться и смолить всё, что попадало под его горячий круг. Выставлять себя на жар Егору Кузьмичу приходилось потому, что он помогал Дарье готовить стол к завтраку. А стол этот из свежеструганных досок он соорудил во дворе, иначе никак было не разместиться такому большому табору. Над столом навес, накрытый толем, но всех это укрытие от солнца оберечь не могло.

Кроме детей своих и Дарьиных и внуков непременно тут оказывались Кирилловна с Татьяной, товарищи Кузьмича – Андрей Фомич и Зотов и зачастую Валеев.

Семеро детей, если считать и Дарьиных, а тыщ только пять. Пятую Сбруев сильно распочал. После костюма ещё раз ходил в сберкассу, чтобы купить выпивки вдосталь. Ящик водки опять взял, и десять бутылок коньяка ему продавщица навязала.

– Ты, дядя Егор, что думаешь? Моряк-то привык коньяки трескать по заграницам, ему твоё скупердяйство в диковинку будет, если ты его нашим «сучком» потчевать станешь. А другим попробовать заодно не дашь разве?

Александр про заграницу ничего не говорил. Моряк он военный, кавторанг какой-то, не шибко их, похоже, пускают по чужим странам шляться. Он и на делёжку бы не приехал, полагает Егор Кузьмич, если бы не совпал отпуск с таким событием. Отпуск у него большой, успеет и мать повидать, и на тёплое море свою Лушку прокатить. Водку он, между прочим, хорошо принимает, сколько наливали – ни разу не отставил в сторону. А наутро пришел, словно и не нюхал с вечера, как огурчик, свежий и побритый.

Купил коньяк Сбруев не потому, что моряк скупердяем его мог назвать, не назвал бы, а потому, что сама продавщица всем раззвонит, что Бондарь на благородный напиток пожмодился. Да провались ты!

Радостно, с одной стороны, Сбруеву, что дети съехались, что стол полон, но и досада берёт его с каждым часом всё сильнее. Отвык он в последние годы, чтобы его жизнью распоряжались, да притом кто? Всякие бабы указывают, что ему надлежит делать, куда идти, что покупать, на кого как смотреть, и он вынужден подчиняться! Покурить с мужиками по-настоящему некогда. Вот и с куревом тоже забота. Сам Егор Кузьмич лишь в прошлом году переключился с самосада на казённую махорку. Шесть копеек пачка и две копейки газета – на неделю удовольствия. А тут «Беломор» понадобился и, леший дёрнул, «Казбека» три пачки купил для форса. Ну, мужики, конечно, против ничего не имели, смолили дорогие папиросы с таким видом, будто им это не впервой, чихнуть и вытереть. Но Зотов, например, сразу после «Казбека» самокрутку завернул: слабое курево, не проняло, хоть и запах приятный.