– Всё, мама, решено: поедешь к Аннушке.
Баба Поля готова поверить этому. Она видит этакого голопузого парнишку, лежащего на спине, чувствует, как он крепко хватает её за уши, за нос, за глаза своими цепкими ручонками, как гулит – «гу-гу-у…», и сердце её замирает радостно и тревожно… Парнишка этот, как две капли воды, похож на Серёжку, каким она увидела его в первый раз – год назад.
Она уже готова согласиться, как вдруг осознаёт ясно и отрезвляюще, что всё это – невозможно. Или возможно только здесь, в этом старом доме, где прожила она ровно полжизни, где проводила в последний путь своего Тимофея, где суждено ей умереть самой. Только здесь. Жить где-нибудь ещё она не сможет: с болезнью и смертью Тимофея Несторовича натянулась вновь, как струна, невидимая нить, что связывает её с Марьей. Одна у них судьба, переломленная войной на две части, одна любовь – Тимофей, одни дети. Только Богу ведомо, за что Полине Филипповне досталась бóльшая половина. Как же уехать? Марья одинока, знать, и ей суждена такая доля.
Да и не нужна она им, если б они подумали хорошенько. С тех пор как стали покидать один за другим отчий дом, все вместе не собирались ни разу. Они плохо знали жизнь друг друга: жизнь разнесла их в разные стороны и переделывала, перестраивала незаметно и потому необратимо. Оторванные от дома и друг от друга, потеряли чувство родства, которое заставляет думать о близких, переживать за них, радоваться их радостями, печалиться их печалями.
Это смерть всех вместе собрала, отворила души, повернула лучшей стороной. Потому и зовут.
Не хочет она быть обузой. Им ещё шагать по жизни быстро и широко, а она – стара. У неё дорога теперь одна – к Тимофею…
Непрестанно меняется душевный строй бабы Поли: то тоскливо и темно, как под тучей грозовой, когда всё полнится тревогой и предчувствием несчастья, то будто ласково-тёплый лучик солнышка проглянет на миг и тут же вновь закроется, и тогда захолонет душа, сердце всхлипнет и замрёт от горечи невозвратимой утраты.
– Спасибо, милые вы мои. За доброту, за ласку. Только не знаете вы старых людей. Не зря говорят, что старый, как малый. Только старый-то – хуже. Малого, ежли он не так делает, выучить можно, а старому сколь ни говори, а он – всё своё. Не по злобе, а так, по привычке. Никакого терпения не хватит, – баба Поля вздыхает. – Терпение-то от любви, а любовь молодому суждена, не трухлявому пню.
– Ты не права, мама, – возражает Аня, – любовь всем нужна: и старым, и детям. И ты мне нужна.
За словами Ани бабе Поле чудится не только забота о маленьком, который может явиться на свет стараниями Аниной дочери, но и ещё какая-то тайная нужда-тревога; баба Поля пытается прогнать эту тревогу, улыбается грустно и чуть снисходительно:
– Большие какие, а всё – дети. Где ж вы видели, чтобы пень пересаживали?
Она вздыхает, гладит красивые Анины руки, от шелковистой нежной кожи – по сердцу ласка, жалобно просит:
– Не уговаривайте, а? Соглашусь – и буду маяться. Отца не хочу оставлять… Я ему обещала.
И они отступились.
– Ещё чайку – али спать будете? – баба Поля видит притомлённые лица, покрасневшие глаза. «Поди как телеграммы получили, так и не спали вовсе». – Я счас принесу постелить.
Кровати и диван внесены были сразу, как только разобрали столы, и баба Поля идёт за простынями и наволочками: шкаф с бельём у неё пока на кухне.
От счастья видеть детей в отчем доме, от горя, что их никогда уж не увидит отец, от тревоги за позабытую Марью, от выпитого, наконец, сердце бабы Поли обмякло, слёзы бегут по лицу, она их сушит полотенцем и, прислонясь к стене, смотрит сквозь дверной проём на родные и в то же время незнакомые лица. Вновь, как в час приезда, узнаёт и не узнаёт их.
В комнате четверо наедине со своими мыслями и тишиной. Они действительно очень устали. Напряжение спало, и теперь, казалось, только сон мог восстановить силы, вернуть способность страдать, печалиться, радоваться.
– А я Марью видел, – сказал негромко Василий, наткнувшись на неожиданное воспоминание. Ему не ответили, но – он почувствовал – ошарашил всех: ни разу с тех пор, как мать увели из дома, вслух её имя не произносилось; ждали, что последует дальше. – Там. Она стояла у могилы, но увидела нас, повернулась и ушла.
Снова никто не проронил ни звука, не пошевелился. Только Аня, вздрогнув, как от удара, побледнела, закрыла лицо ладонями и медленно клонила голову на стол. Плечи её вздрагивали.
– Аня, ты что? Аня! – Василий поднялся со стула, качнувшись, шагнул к сестре. – Зря я сказал, да? Прости, я…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу