А потом была зима, и было вновь лето. Вышло так, что Артамонов был вынужден на время уехать из города. Прощаясь, они с Ликой стояли на распутье.
Налево шел закат, направо — рассвет, а прямо — как и тогда — ночь в черном до пят платье.
— Прости, что я успел полюбить тебя, — сказал он.
— Как ты умудрился? Просто не верится. В месяц у нас сходилось всего три-четыре мнения, не больше. И до сих пор подлежат сомнению мои избранные мысли о тебе. На твоем месте любой бы увел в секрет свои активные действия. Отсюда — полное отсутствие текущих планов, в наличии — одни только перспективные. Не молчи! — произнесла Лика.
— Зачем тебе ждать меня? Три года — это очень долго.
— Ты будешь писать?
— Я же говорил — нет. Не люблю.
— Наоборот, ты говорил, что будешь писать, пока не станешь символом. Что ты вообще любишь? И все-таки, почему мы прощаемся? Не расстаемся, а прощаемся?
— Потому что прошлым летом мы немножко начудили в тайге на лесосплаве, и меня ненадолго рекрутируют. Ты, наверное, слышала эту нашу историю с диким стройотрядом… должна была слышать…
— Почему не от тебя? Ты никогда мне ничего не рассказываешь про свои делишки и подвиги, — обиделась Лика.
— Я не могу использовать твое время в корыстных целях.
— Ладно, не надо никаких объяснений, лучше поцелуй. — Она оплела его шею руками.
— Набрось капюшон, — помог он ей набросить на волосы хрустящий целлофан. — Наконец-то он тебе пригодится. Сегодня непременно будет дождь.
— Странно как-то, без явной боли, — не отпускала она Артамонова. — А ведь это событие. Вопреки моим стараниям тебе удалось организовать область мучений. Не знаю, как теперь буду ходить в одиночку по нашим местам. Страшно.
— Все это пройдет, растает, сотрется.
— Не надо меня утешать. Знаешь, как это называется? Условия для совместной жизни есть, но нет причин.
— Я не утешаю, я говорю то, что будет.
— Уезжающим всегда проще. Их спасает новость дороги. Впрочем, к тебе это не относится. Завтра иду на свадьбу к подруге. Мне обещали подыскать ухажера. Специально напьюсь, чтоб никому не достаться.
— Вот видишь, жизнь потихоньку начинает брать свое. У тебя уже есть проспект на завтра. Все обойдется.
— Где бы ты ни находился, знай, что до меня тебе будет ближе, чем до любой другой. Обними покрепче.
— Выйди из лужи.
— Пустяки. Возвращайся. Если потеряешь свою любовь, не переживай нам на двоих вполне хватит одной моей. Мы с тобой еще поживем!
— Я буду иметь в виду. Ведь с тобой я все-таки в чем-то победил себя.
— В чем, если не секрет?
— Ничего не опошлил.
— Мне бы твои заботы… Ежик у тебя на голове совсем пропал — хоть снова к цирюльнику.
— Да, пора, но теперь меня уже постригут, как положено по уставу.
— Мы разговариваем, будто находимся в разных комнатах. Я о своем, ты о своем.
— Наверное, потому, что осень.
Через пару недель Артамонов уже знал, чем паровая турбина транспортного корабля отличается от газовой. За три года службы на флоте он будет вынужден разобраться с этим в деталях.
Нечерноземье объявили Всесоюзной ударной стройкой. Что под этим имелось в виду, никто до конца так и не понял, известно было лишь то, что на весь институт выездным — отправляющимся на работы за пределы области — был один только стройотряд «Волгодонск». Попасть в него могли избранные. Остальным ничего не светило, кроме как строить свинарники в отрядах местного базирования. Это повергало романтиков в самую тосчайшую из всех виданных тоск. Кому было охота торчать целое лето в райцентре Стародубье и почти задаром восстанавливать рухнувшие навозоотстойники!
Ввиду избытка романтизма сам собою сформировался «дикий» стройотряд. Артамонов подал идею — она витала в воздухе, а Мучкин приступил к ее претворению в жизнь — написал письма в леспромхозы Коми АССР. В ответах говорилось, что сплав леса относится к разряду так называемых «нестуденческих работ» и поэтому официального вызова лесоповальные конторы прислать не могут. Но если студенты отважатся приехать сами, на свой страх и риск, то объемы работ им будут предложены какие угодно.
Стоял пик сезона отпусков, и ни на север, ни на юг никаких железнодорожных билетов достать было невозможно. Артамонову пришлось выехать в пункт формирования состава — в Харьков, чтобы добыть проездные документы на поезд Харьков — Воркута непосредственно у источника. Так что его личная одиссея началась, можно сказать, черт знает откуда, а остальные бойцы «дикого» отряда подсели в забронированный вагон уже в Брянске. Это был летний дополнительный поезд со студентами-проводниками, какая-то сборная солянка из ржавых списанных вагонов. Рудик договорился с собратьями, чтобы бойцов «дикого» отряда никто не тревожил до самого места назначения станции Княж-Погост, потому что после теоретической механики очень хочется расслабиться.
Читать дальше