Забелин вызвался быть мастером по световым эффектам бесплатно, без всяких компенсаций.
Вскоре диско-клуб «Надежда» был готов к пробному приему посетителей. Объявление на стеклянных дверях гласило: «По причине небезразмерности зала приглашаем не всех желающих. Билеты продаются в профкоме. За справками никуда не обращаться».
Бондарь строго-настрого приказал Фельдману:
— Распространяй по принципу равного представительства. Чтобы дам было столько же, сколько и мужиков. Иначе будет провал — выпрет наружу невостребованность и может все свести к нулю. Народец зажмется и не будет танцевать. А это всегда плохо.
— Хорошо, — сказал Фельдман и запустил в ход свой обычный трюк.
В результате основная часть билетов разошлась по блату. Поток просителей не кончался. Фельдмана брали за кадык, но, несмотря на свою всегдашнюю изворотливость, он не мог обеспечить билетами очередь длиною в коридор.
— Вас же в институте пять тысяч, а зал вмещает всего полсотни! объяснял он студентам тупиковость ситуации и трусил — он не выполнил указания Бондаря насчет паритета полов и опасался, как бы жизнь не сделала на талоне его совести очередной прокол.
Татьяна решила попасть на первую дискотеку стопроцентно. Раздвинув толпу, она прощемилась в профком, затащила Фельдмана в пустую комнату, заперла на шпингалет дверь и стала смотреть в упор. Фельдман стремглав опустился с цыпочек на пятки и с перепугу отдал свой кровный билет. Татьяна выдула из груди воздух, который безвылазно клубился в ее гребцовских легких минут пять, и молча вышла. Свернув до осьмушки заветный билет, она аккуратно упрятала его в сумочку.
Немало почитателей увела «Надежда» у вокально-иструментального ансамбля «Спазмы» своим дебютом. Мелодии, от которых раздувались стекла «аквариума», были немножко громоподобнее, чем те, что выделывали Бирюк с Гриншпоном на своем экологически чистом музыкальном участке. Студенты старались презреть танцульки под живую музыку и поспешали на синтетическую дискотеку.
— «АББА»? Нет? Значит, «Бони М», — угадывал мелодию Пунтус и, поправляя очки, устремлялся в круг танцевать быстрый танец, чего он обычно не делал под аккомпанемент Миши Гриншпона.
— «Бони М»? Нет? Значит, «АББА», — вступал с ним в разговор Нынкин как обычно, через полчаса.
Когда в окрестные магазины завезли елочные украшения, Новым годом пахнуло более свежо и остро. Остатки неяркого декабрьского света пробивались в 535-ю комнату сквозь призму бутылок в межрамном пространстве и рассыпались по стенам всеми цветами побежалости. Батарея напитков была намеренно заморожена до самого праздника.
— Подлетаем к проксиме Центавра, — комментировал Решетнев, поглаживая разноцветные отсветы напитков на своих иллюминаторах. — С музыкой, вроде, наладили — спасибо Бондарю, но, чтобы сочельник был действительно звездным, необходимо решить проблему женщин на ночь. На новогоднюю ночь, — Решетнев сделал вид, что поправился.
— Пусть Мурат смотается в пединститут, — надавил на горца Рудик. Слышь, мушкетер, как там у тебя дела с Нинелью? Пригласил бы ты их к нам всех сразу, что ли… Всю группу без остатка и разногласий!
На такой вопрос — как там у тебя дела с Нинелью? — Мурат мог ответить только письменно. Устно он не вникал, что за чувство у него возникало к Нинели, он просто загонял в мыло пару-тройку таксомоторов в день, чтобы видеть подругу из неродственного вуза непрерывно, а если свиданию мешала тренировка, Мурат направлял всю свою любовь на противника и изрешечивал его рапирами до посинения.
Ковалентная связь пединститута с Муратом установилась во время производственной практики. Немножко негритянка, Нино была с причудами. Она числилась на пятом курсе иняза, и никакой учительницы из нее уже явно не получалось. Она разговаривала с Муратом только по-английски. Ему ничего не оставалось, как по подсказке Бирюка пойти на кружок диссидентов, где Зоя Яковлевна Карпова готовила желающих старшекурсников к защите диплома на английском.
Защита диплома на иностранном языке — это стопроцентная защита, уверял Бирюк. Многие оттого и защищались на различных наречиях, чтобы не провалиться на русском говоре. В дипломной комиссии в случаях, когда идет защита на иностранном, сидят представители и с кафедры иностранных языков, и с профильной кафедры. Одна половина никогда не слышала про турбины или дизеля и даже под страхом смерти не сможет отличить диффузор от конфузора, а крейцкопфный двигатель от наддува. Другая — полнейший ноль в языках. Десять минут бормотания перед располовиненной комиссией — и ты дипломированный специалист.
Читать дальше