Яков Арсенов - Избранные ходы

Пока ощупывали передних, мойва за пазухой Фельдмана быстро таяла. Непоправимо быстро. Охранник, проверяя портфель, с ужасом наблюдал за глазами Фельдмана, бегающими туда-сюда, как в нистагме. Глаза норовили и спрятаться от непонятно откуда взявшегося стыда, и в то же время хотели все вокруг видеть.

— Кажется, переработал хлопец, — пожалел Фельдмана проверяющий из вневедомственной охраны.

— Быстрее, дедуля, быстрее, — крутился, как на огне, незадачливый расхититель.

— О! — воскликнул дед, нисколько и никуда не торопясь. — Красной рыбы у нас на базе вроде бы не было! Где такую красавицу раздобыл?

Фельдман сообразил, что вагон красной рыбы разошелся по начальству настолько тихо, что даже охрана не в курсе.

— Рыбки мороженой почему не взяли? Питаетесь, небось, не шибко? спросил вохровец, не найдя мойвы, которая, как он считал, была единственным товаром на базе.

— Генералы не питаются отбросами! — выдавил Фельдман фразу из шедшего в «Победе» фильма и, будто ошпаренный, вылетел с проходной. Бросив на землю портфель, Фельдман начал яростно раздеваться. Оттаявшие мойвинки проскальзывали через штанины и, словно живые, падали у ног.

— Не могли первым пропустить! — посетовал Фельдман на друзей. — Для вас же старался!

— Да ты, вроде, и не спешил, — сказали Пунтус и Нынкин.

Грузчикам стало настолько жалко вымокшего друга, что Рудик предложил не откладывая зайти в пивной зал «девятнарика», чтобы красную рыбу, которой Фельдман намеревался полакомиться в Новый год, не есть всухомятку, да еще и спозаранку.

В следующую ночь Фельдман на шабашку не вышел. Его уклончивая речь перед бригадой прозвучала как-то неубедительно, и тогда Фельдман привлек всю двигательную мышечную энергию, чтобы жестами доказать друзьям, насколько чаще пробоины в отоплении общежития случаются ночью и почему он, как дежурный сантехник на полставки, должен постоянно быть начеку, а не таскаться по всяким базам!

А на самом деле Фельдман давненько наметил себе другой путь ликвидации финансовых брешей — втихую от народа занялся лотереей. Постоянное аллегри после каждого розыгрыша придавало еще большую уверенность в успехе. Откуда ему, наивному, было знать, что выигрышный билет нельзя купить как вещь такой билет могут или подарить, или всучить вместо сдачи за неимением мелочи, а методичность здесь губительна и бесперспективна.

Остальные грузчики продолжили внеурочную пахоту, как бы желая узнать, сколько можно выдержать вот так — днем учеба плюс всякие секции, репетиции, кружки и студии, а ночью — работа.

В этот раз под разгрузку были выставлены вагоны с картошкой.

— Жаль, Фельдмана нет, некому бульбы набрать, — пригорюнился Нынкин. — А то каждый день вермишель вареная, вермишель жареная, вермишель пареная!

Уже в кишечный тракт въелась.

— А мы иногда разнообразим, — сказал Артамонов, — едим прямо из пачки. В таком виде она напрочь убивает чувство голода при исхудании… Странно, что ее выпускает пищевая промышленность, а не фармацевтическая, скажем, — подумал он вслух.

Всю ночь напролет таскали из затхлой темнотищи склада драгоценнейшую картошку, наполовину тронутую порчей, гадая, откуда мог прибыть такой груз. Не из Мелового ли?

— А может, все-таки прихватим по кило-два-три? — сказал Рудик.

Но нанюхавшийся миазмов Нынкин сморщился и выпалил:

— Макароны в соусе — вполне достойное блюдо! В гробу я видал жрать эту тухлятину! Уж лучше сразу лягушек.

— Действительно, — поддакнул Пунтус. — Разве что на спирт прихватить пару центнеров.

Хозяйки всех на свете помещений — обыкновенные серые крысы — как болиды, сверкали тут и там своими люминесцентными глазами. По складу от них не было никакого прохода.

— В Париже эти твари скоро будут заседать в муниципалитете, — заметил Гриншпон. — Недавно прочитал, как эти твари перегрызли пополам десятитысячевольтовый кабель в парижском метро, и хоть бы одну ионизировало или там распылило как-нибудь!

В пику этому сомнительному анекдоту из светской жизни парижских крыс Артамонов поведал, как при виде грызунов на мелькомбинате у себя на родине, в Орле, ему довелось испытать самые волнующие минуты в жизни. Парижские крысы, как ни крути, все же боятся людей, а мелькомбинатовские — те ни грамма не стесняются. Ратициды они запросто употребляют на десерт и ходят по территории, как свиньи, — споткнуться можно. Голубей едят, как кур. Голуби нажираются дармового зерна — благо на плохо положенное у всех нас клюв помпой — и становятся не способными к полету. Крысы подходят к ним как к готовому блюду или полуфабрикату, устраиваются поудобнее и, разве что не повязав салфетку, начинают кушать: хряп-хряп, с косточками, а потом — спать в сушилку. Цепляй этой крысе за уши ошейник и веди, куда хочешь. Например в столовую. Там большая очередь. Женщины через секунду освобождают раздачу. Бери первое, второе, третье.