Яков Арсенов - Избранные ходы

Додекаэдр сжался в комок и решил подбросить работы заболевшему Нидвораю — затаскать «Лишенец» по судам. Теперь инспектор выставил блок перед честью и достоинством. Урон, нанесенный его душевным прелестям, исчислялся сотней минимальных зарплат. Суд уценил оскорбленные качества до стоимости трехколесного велосипеда и обязал «Лишенец» извиниться. Ответчики изготовили газету с извинениями в… одном экземпляре. Через минуту Толкачев сменил на печатном станке биметаллическую пластину, и весь остальной тираж пошел без извинений. На положенном месте красовался дружеский шарж.

На следующий день старина Додекаэдр явился в сопровождении судебных исполнителей.

— Вы стали настолько частым гостем, — сказал ему на входе Артамонов, — что вынуждаете нас завести для ваших чаепитий отдельную посуду. Чтобы соблюсти полную стерильность отношений.

— Вот видите! — воззвал Додекаэдр к исполнителям. — Они отказываются публиковать извинение, — ткнул он пальцем в Артамонова и Орехова.

— Как это отказываемся?! Мы уже опубликовали.

— Я просматривал газету, там ничего такого не было…

— Плохо читаете. Не от корки до корки. Вот оно.

— Но в моем экземпляре на этом месте какие-то пошлости…

— В вашем экземпляре — всегда пошлости, а в нашем — все как у взрослых. Один выпуск мы посвятили целиком вам. И присвоили ему отдельный номер. По закону имеем право — газета у нас апериодическая, тираж плавающий…

— Но как же население узнает, что я выиграл суд?

— Это проблемы населения. Отправляйтесь с газетой по улицам и показывайте. Люди быстро подтвердят наши догадки.

— Какие догадки?

— Что вы — лишенец, — сказал на прощание Артамонов.

Варшавский проявил сметку. На возможности изготавливать один экземпляр газеты он умудрился построить целый бизнес, словно всю жизнь занимался спортивным ориентированием в финансовой среде. Услуга сразу нашла спрос. Первым ее оценил «Самосад», вторым — Мошнак. Выяснилось, что они давно мечтали о публикации отчетов без засветки. Нашлись и те, кому нужно было тайно объявить о ликвидации фирмы, претензии к которой принимаются в течение месяца.

— А слабо нам напечатать немного денег? — придумал Орехов. — Для себя. Сделать некоммерческий выпуск черносотенных купюр! Ведь разрешается же самогонщикам гнать мутную не на продажу!

Затея не прошла. Печатная машина оказалась слишком газетной.

Что касается Артура, то ему с Галкой надо отдать должное — они всегда умудрялись внутри всеобщего рискового и нестабильного процесса, поддерживаемого на плаву всей общиной, организовывать свои личные небольшие рентабельные ручейки. На фоне постоянной угрозы выселения из «Верхней Волги» за неуплату Галка приглашала к себе море якутов — в большинстве случаев это были друзья Артура и ее подруги — и, подселив к Макарону, предоставляла им кров с полупансионом. А потом выставляла счет за постой. Ткацкая фабрика платила за рекламу шерстью в мотках, которые Ренгач натужно сбывал. Оставался брак. Артуру удалось поставить себе на службу и это обстоятельство. Он отвозил уплотненную массу перепутанных волокон в психдиспансер, где сумасшедшие — а сделать это могли только они — легко и свободно возвращали клубки в исходное положение. Из спасенной шерсти Галка вязала изделия и сбрасывала на рынок.

— Таскаете всякую ворвань! — обоссывался над ними Макарон.

Из типографских ролевых отходов Артур навострился изготавливать бумагу потребительских форматов и сбывал в общеобразовательной среде.

Наряду с юридическими адресами Варшавский пристрастился торговать красящими лентами для принтеров. Он уверял, что делает это не всерьез, а «для галочки», в целях диверсификации бизнеса. Для какой Галочки, было понятно и без Артура. А когда его важенка села на верстку рекламы в «Лишенце», он организовал ей контракт — пять процентов от вала. Все пожали плечами.

— Так у нее появится неподдельный интерес, — прокомментировал он свою задумку.

— А что, за оклад ей работать в падлу? — прямо так и спросил Артамонов. — Ведь объем рекламных поступлений не зависит от ее верстки.

— На контракте она будет производительнее. Я ее лучше знаю.

— Но она не обработает больше, чем принесут агенты, — поймал его на противоходе Артамонов. — Мы же пашем без процентов.

— Без процентов… Мы — в деле.

— Дебора с Улькой выпестовали газету, но не требуют никаких привилегий, — отстаивал свою точку зрения Артамонов. — А у вас с Галкой какой-то сибирский автономизм получается.