«Смена» заигрывала с демократией. Сотрудники газеты ютились в подвале явно не от жиру. Помещение редакции сдавалось «Тверскому товариществу трезвенников» — аббревиатура «ТТТ» — с целью иметь хоть какие-то деньги. По численности товарищество превосходило редакцию. Зашитые амбалы из товарищества под началом председателя общества Завязьева и под надзором наркологов сутками играли в «Монополию». Плату за аренду редакционных помещений они вносили нерегулярно, поэтому «Смена» выходила с такой периодичностью, с какой возникала потребность устелить бумагой мусорное ведро.
Суровые будни «молодежки» отслеживал подстриженный в скобку редактор Фаддей, при котором газета из органа превратилась в эротический дайджест. Все номера открывались одним и тем же маргинальным коллажем: обезображенное высокой печатью черно-белое тело, подпертое обломком городского пейзажа. Натура для обложки заимствовалась из западных журналов, а текстура была самопальной — сочинял ее сам Фаддей. Слова из него выскакивали, как из комментаторской кабины, — озабоченно и с комсомольским задором. Они сразу вступали в противоречие со всем остальным на полосе, отчего потребительский спрос на газету стремился к нулю.
Фаддей принял делегацию частных издателей сдержанно, улыбнувшись одними коренными зубами. При разговоре он имел привычку зажимать нос средним и указательным пальцами. Получалась сизая фига. Угнувшись и ведя разговор себе под мышку, Фаддей думал, что собеседник не видит фиги. Но собеседник как раз ее одну и видел. От вечной зажатости нос Фаддея походил на чернослив.
— Наслышан про вас, премного наслышан! — начал он. — Ходят по городу трое молодых людей и скупают газеты.
— Четверо, — поправил Орехов. — К нам вчера подъехал Макарон с тосолом. Но он отсыпается.
Количество олигархов сбило Фаддея с толку.
— «Ренталл», насколько я помню, — попытался он прийти в себя и, чтобы показать осведомленность в языках, сделал вольный перевод идиомы. Арендуем все! Я правильно понял? И что же вы хотите взять в аренду у нас?
— Нет, вы поняли неправильно. Это переводится как «все схвачено».
— И, тем не менее, премного наслышан…
— Нет, это мы о вас премного наслышаны! — перешел в наступление Артамонов. — Ссорятся с учредителями, остаются без денег, а жить хочется…
— Гм… — откашлялся Фаддей.
— Но это — детали. Вообще мы планируем из кого-нибудь в регионе сделать что-нибудь удобоваримое.
— Вот как?
— И не только на русском, но и на немецком, английском, французском…
— А на карельском? — спросил Фаддей.
— Откровенно говоря, не думали.
— Мы демократы, — объявил Фаддей. — У нас нет денег, но мы единственная газета, которая не опубликовала обращение ГКЧП.
— А зря. Среди обнаженной натуры оно бы неплохо смотрелось, — пожалел Орехов.
— Это наша позиция. Мы работаем вне политики.
— Вы можете прославиться, — посулил Артамонов.
— В смысле?
— Если мы договоримся. Впервые комсомольскую газету будет издавать частная структура.
— Мы это переживем, мы демократы, у нас подвижный коллектив.
— А вы не могли бы показать Устав газеты? — попросил Орехов при очередной стыковке. — Интересно посмотреть на вас как на документ.
— Устав? — переспросил Фаддей.
— Ну да, или учредительный договор. Все равно.
— Нет вопросов, — сказал Фаддей и полез в шкаф. Оттуда хлынула лавина бутылок и заполнила комнату по колено. — Здесь, похоже, Устава нет… Помнится, я видел его в бухгалтерии. А деньги у вас есть?
— Нет. Но мы умеем их зарабатывать.
— Вы полагаете оформить отношения надолго или вам нужна временная пристежка? — полюбопытствовал Фаддей.
— Мы намерены заключить издательский договор. Лет эдак на сорок девять, — продолжил пробную дискуссию Орехов. — Все как у взрослых.
— А потом уволите всех, кто не понравится, — догадался заместитель редактора Кинолог.
— Может быть. Но такой цели мы не ставим. Наша цель, я повторюсь, сделать приличной хотя бы одну газету в регионе, — признался Артамонов.
— А что это значит — приличной?
— Ну, чтобы газету читали, чтобы рос тираж.
— Да, тираж — это наша самая больная панацея, — пожаловался фотокор Шерипо в солнцезащитных очках.
— А какой у вас тираж? — спросил Артамонов.
— Три тысячи, — сообщил зашедший на шум спортивный обозреватель Потак, который для цельности образа посещал работу в тренировочном костюме и слаксах. — Три тысячи или около того, — повторил он.
Читать дальше