Юрий Азаров - Новый свет

— Да усе зробимо, Константин Захарович.

Не слушал его Шаров.

И Волков бежал за Шаровым. Бежал молча, но брови его в недовольстве были насуплены. И я вслед за Волковым выходил на яркое солнце. И мы несли в себе заряд очумелости, полученный там, в конюшне. И напуганности некоторый заряд. И подобострастия заряд несли. А Шаров к нам совершенно ласково, будто для контраста, чтобы с другого боку по Каменюке трахнуть.

— А ну глянь, шо там блестит? — Это он Волкову.

— Где, Константин Захарович?

— Да вон, левее смотри!

— Так это кусок бутылки, Константин Захарович.

— От черт, а я думаю, шо там блестить, аж глаз рижэ.

— Кусок стекла, Константин Захарович.

— От черт, яко блестить, а ну, вытягни стекло. Неужели стекло?

Волков перебрасывает свое легкое тело за канаву, выковыривает стекло, подает Шарову. Шаров смеется:

— От черт! А я думал, шо там блестит…

— То воно так от сонця, — вставляет Каменюка и тоже смеется. — А ну, дайте глянуть.

Шаров отдает кусок стекла и уже ко мне:

— А где Сашко?

— Сейчас позову, Константин Захарович.

— Александр Иванович! Надо шифер завезти!

— Добре!

— А огирки привиз?

— Привиз!

— А бочку с перцем?

— И бочку с перцем!

Музыкальная душа Волкова не выдержала напряжения, расхохоталась:

— А бочка с перцем зачем?

— У Каменюки спроси!

— Ох, вы ж и насмехаться любите, — тянет Каменюка, в общем-то довольный этим перцовым поворотом.

Из бурьяна, метрах в ста, между тем выплывало бревно неошкуренное, но в торце свежесрубленное. За бревном показалась и голова Ивана Давыдовича.

— А ну крикни ему! — обратился Шаров к Каменюке.

— Не почуе, далеко сильно, — ответил Каменюка.

— А ну сбигай, гукны! — обратился Шаров к Александру Ивановичу.

Александр Иванович пошел в сторону бревна, плывущего в бурьянах.

— Та быстрее, — крикнул недовольно Шаров.

— Добре, — сказал Сашко, ускоряя шаг. Бревно между тем развернулось в бурьяне и тараном поплыло в нашу сторону.

— Хто ж таки дэрэва дозволил вырубать? — набросился Шаров на Ивана Давыдовича.

— У мэнэ докумэнт е, — ответил бревноносец.

— А ну замирь хлыстину, — обратился Шаров к Каменюке.

— Та тут и так видно — шисть метрив, — сказал Каменюка.

— Пиши акт, — приказал Шаров. — Пиши в двух экземплярах. Пиши акт о хищении.

— Константин Захарович! — взмолился Иван Давыдович. — Вы шо?

— А ничего, як вы, так и я. — И Шаров к нам повернулся: — Нет, вы подумайте! Я спрашиваю: кто жестянщик и кровельщик на селе? Все говорят: Довгополый. Кто плотник? Довгополый! Я к нему: помоги крышу починить, а вин: попэрэк болыть! А бревна государственные таскать, так попэрэк не болыть?!

— Так докумэнт е, — оправдывался Довгополый.

— Давай документ, я завтра найду и того, кто документ выдавал.

— Ну починю я вам ту крышу, — оправдывался Довгополый.

— Вот тогда и бревно получишь, — отвечает Шаров. — А вы, товарищ Каменюка, оприходуйте пока бревно!

Впервые тогда на территории Нового Света прозвучало это великое слово «оприходовать». В общем-то известное слово, но в устах Шарова имевшее особый и притом таинственный смысл. Бревно вроде бы и оприходовалось, но это вовсе не означало, что оно определяло свою государственную принадлежность. Напротив, оприходованность предполагала и некоторую творческую вольность, не обремененную всякими бухгалтерскими канонами и предрассудками. Шаровское диалектическое толкование сложной категории «оприходовать» никак не укладывалось в прямолинейном интендантском мышлении Каменюки. Поэтому он и спросил:

— А як?

— Запиши пока в свой талмуд.

Каменюка сделал отметину: «Довгополый — бревно, 6 м».

Довгополый потоптался на месте, потом потёпал к воротам. Он шел согнувшись, точно пронзенный стрелой, отравленной этим отвратительным для него словечком «оприходовать», да и непривычно было как-то глядеть на великана Довгополого, идущего в такой облегченности.

— А ну, веди нас в подвал, глянем на огирки! — обратился Шаров к Каменюке.

Сашко долго искал ключ, жменями вынимал скомканные накладные из кармана, снова запихивал их в карман, пока не нашел ключ.

— Не, так документацию содержать нельзя, — сказал Шаров.

— Та хай ей черт, — ответил Сашко. — Бумажок столько сроду у меня не было.

— А я казав йому, — вставил Каменюка, — нельзя так документацию содержать.

— Ох и зануда ты, Каменюка, — распахнулась Шарова душа.

— Така нудота, — добавил Сашко.