Макс Нарышкин - Downшифтер

— Завтра.

Я покачал головой и улыбнулся:

— Ничего не поделаешь. Завтра — значит завтра…

Я дочитал этот роман, когда за окнами редакции забрезжил рассвет и стали слышны робкие, еще сонные посвистывания птах. Залив две ложки кофе остатками кипятка, я стал искать сахар, но не нашел. Недельный мой запас сахара растворился в кружках, пока читал этот роман.

Во мне кипело бешенство, и не проходило чувство, что мне показали фигу. Такое иногда случается, когда берешь в дальнюю поездку интересный роман и к концу его прочтения начинаешь с опаской понимать, что страницы заканчиваются быстрее, чем следовало бы. И когда открываешь последнюю, с яростью видишь, что нескольких, а то и десятка, не хватает. И чем закончился роман, который ты читал всю дорогу от Барнаула до Владивостока, неизвестно.

То же самое чувство неприязни кипело во мне и сейчас. Только винить нужно было уже не придурка, который вырвал последние страницы, чтобы использовать их не по назначению, а самого автора. Прочитав последние строки произведения, я понял, что в романе нет главного. В нем нет конца. И если приезжавший ко мне вчера горе-писатель действительно хотел увидеть свою книгу на полке магазина, то ему следовало, видимо, принять это во внимание.

Читая роман, я тут же делал пометки, а к окончанию романа стало ясно, что они ни к чему. Тут и без пометок понятно, что человек сел писать, но так и не окончил.

Вспомнив про озимые, я пришел в уныние окончательно. Ответ на вопрос, который я только что поставил, придется ждать три месяца. Не исключается, что ответа вообще не будет. Ведь автору не нужно ни гонорара, ни собственного имени на обложке. При таком подходе к делу, думается, ему и судьба романа безразлична.

Вставив диск в бокс, я положил его в пустой ящик стола и вспомнил о нем только тогда, когда за девяносто последующих дней он оказался придавленным стопкой материалов, преимущественно новыми идеями Ынгарова, который, увидев в моем интересе к сливу завуалированный отказ, теперь казнил редакцию прибором для поедания мороженого и зонтиком для пива. Прибор вращал мороженое, и любителю сладкого оставалось только держать язык неподвижным. Весил прибор восемнадцать килограммов, зонтик — два. Последнее изобретение Ынгаров предлагал использовать на пляже для предохранения напитка от попадания в него прямых солнечных лучей.

Время от времени я вспоминал рукопись, и искушение мое дописать конец самому было столь велико, что однажды я едва не сел его додумывать. Ровно через три месяца в редакции раздался звонок — к телефону подошел ответственный за сектор здоровья и после короткого разговора попросил меня взять трубку, переключив абонента на мой аппарат.

Нужно ли говорить, что я разволновался, когда услышал голос того молодого человека, который вручил мне рукопись! Но, вспомнив об обиде, я решил быть сдержанным в эмоциях.

— Я позвонил на день раньше, простите, — сказал молодой человек. — Но в следующий раз я буду у телефона через месяц, а это уже больший моветон. Понимая, какой ущерб наношу освещению вопроса озимых, я все-таки не удержался и решил спросить, как обстоят дела с моим романом.

Я превратился в индюка:

— А никак. Молодой человек, вы обманули меня дважды в открытой форме и обманывали несчетное количество раз в романе. Могу ли я отправлять куда-либо вашу рукопись, которая вызывает чувство досады?

— Чем именно вызвана ваша досада? — даже не удивившись, поинтересовался он, и я услышал в трубке какой-то шум: не то прибой, не то сильный ветер.

— Во-первых, давайте знакомиться сначала. Меня зовут Виктор Тихонович, и я главный редактор газеты, куда вы изволили обратиться. Теперь я хочу услышать ваше имя. Да только не говорите, что это неважно для романа. Это действительно неважно для романа, но важно для меня.

— Ну, хорошо. Артур Бережной, к вашим услугам.

— Вот так… — Чувствуя, что одерживаю первую победу, я чуть охрип. — Зачем это было нужно скрывать?

— Вот это действительно неважно, — отрезал он. — А что по существу второй неприкрытой лжи?

— Ваш роман не закончен.

Молчание на том конце телефонного провода было достаточно долгим для того, чтобы подтолкнуть меня к подозрению, что связь прервалась.

— Если бы вы этого сейчас не сказали, я посчитал бы обращение к вам ошибкой.

Я похлопал ресницами.

— В моем романе действительно не хватает последней главы. Без нее все написанное теряет смысл и обретает другой. Это была бы исповедь уже другого человека.