Макс Нарышкин - ИМ ХОчется этого всегда

Я вот сейчас спрашиваю себя: «Для чего я живу?», понимая прекрасно, что вопрос риторичен, и думаю, имел ли когда Илья намерение кидануть конкурентов из «Рыб-столицы» или «Морпродуктов». Задвинуть тему, чтобы тем жилось несладко, прижать персонал, чтобы икал, а не петухов на экране расстреливал.

И больше склоняюсь к той мысли, что нет, не имел. Мне кажется, он знал, для чего живет.

«Краса России» оказалась на редкость бесплодной, и тем сильнее горе Илюшино было. Брось ее да уйди к другой, нормальной роженице — принесла бы ему целую футбольную команду, успевай только обеспечивать, — вот так и поговаривали за его спиной. Но не умел Илюша больно людям делать. Разве же виновна она, девочка эта, что не может ему сына родить?

Но он рук не опускал, возил молодую жену по докторам, по знахарям, и довозился до того, что однажды шепнул ему один добрый человек, что не в бесплодии дело, а в намерениях. Девочке этой фигуру портить, когда у нее на сотни тысяч контракты с журналами и косметическими фирмами… — ты что, Илья Игнатьевич, дурак, что ли, не понимаешь?

Не сказал ничего он жене, уехал на неделю в Ниццу, словно бы в командировку насчет рыбы — той дуре и такой отмаз прокатил бы за тему. А рыба Илью и не интересовала вовсе. Сидел он там на пляже и смотрел, как малыши-пузаны без плавочек от воды к мамам косолапят. Так и вернулся домой с ноющим сердцем, с болью не отходящей, с тоскою насевшей.

А через неделю он стоял на светофоре, ожидая, пока загорится зеленый, и смотрел, как воспитатели ведут через дорогу десяток детишек. Малыши в одинаковых, словно картонных, платьицах, шортиках и рубашках — не больно-то разоденешь малышей в детском доме. Засмотрелся Илюша и вдруг все понял. Как тогда, на дороге, с пятисотенной. Все оказалось столь просто… Еще проще, чем наловить рыбы. И бог с ней, с красавицей, даст он ей столько, сколько она и планировала изначально с дурачка взять… Да и пусть освободится от гнета семейного. А сам он воспитает мальчишку и без нее — к чему она, пустота бездушевная? Вырастит если не футболиста, то человека — точно. И не позволит голодать. И джинсов у пацана будет столько, сколько тот захочет. Господи, как он раньше не додумался до этого?.. Не к этому ли он шел, не об этом ли думал тогда, когда на мать отходящую смотрел и плакал?..

И увидел Илюша, как по встречной, не замечая красного, летит самосвал. Мчится и не думает тормозить.

А детишки — вот они, и половины дороги не перешли…

Десять холщовых рубашонок, накинутых поверх безгрешных душонок…

Выжал Илюша сцепление, ударил по педали газа. Вылетел из ряда навстречу грохочущему железу, схватился рукой за ручной тормоз и развернул свой «мерин» полукругом. Так, что в левом окошке ребятишки видны были, а в правом — радиатор «ЗИЛа». И фара его правая, круглая, пыльная, треснувшая наискосок…

Наискосок, до хруста. Как и вся жизнь.

— Дурак, честное слово… — рассказывал мне кое-кто потом, как ошалело прошептал стоявший в соседнем ряду на таком же черном «мерине» парень. Ранее он никогда не задумывался над тем, во что может превратиться новенький, сияющий лаком «шестисотый». — Ох, мать… Дурак ты проклятый… Они тебе что, родные были, что ли?..

Мне сейчас тошно от всего, что со мною стало. Я не пьян, я просто устал. Для чего я живу? Для экскурсий по местам, где режут сотрудников моей компании? Для бегства от прокуратуры? Для зарабатывания денег, которые потом у меня крадут из-под носа? Для чего я есть? Я бы хотел вот так, как Илюша-дурачок, чтобы раз — и навсегда! Чтобы потом дураком называли, а считали человеком. Человеком, чью жизнь прожить кишка тонка. Но смогу ли?! Предоставит ли мне Господь случай такой?!

Врезав ногой по педали газа, я рванул на себя ручной тормоз и раскрутил руль влево.

Визг, скрежет, резиновая гарь…

Отлетев в обратную сторону, я упал грудью на руль.

А кругом — ни души.

Где я, черт бы меня побрал?..

Лисин замолчал и стал смотреть куда-то мимо Жени. Поймать его взгляд было невозможно, она не могла зацепиться за него, рассеянный, как ни старалась.

— Игорь… Расскажи о себе, — шепотом попросила она, дотянувшись до его ладони и чуть коснувшись ее пальцами. — Не эту историю, другую. Есть время…

Он закурил и стал смотреть в крошечное, под потолком, окно. И столько тоски и боли лучилось в его глазах, что она, уже ничуть не боясь, положила ладонь на его руку.

— Я всегда считал себя человеком практическим, хорошо разбирающимся в бизнесе и мотивах поведения персонала. Моей идеей было создание коллектива без противостояний и грехопадений. Производство товара само по себе дело, лишенное чувств. За каждым производством кроется точный расчет. Я же хотел за товаром увидеть настроение. Товар — это нечто осязаемое. В его оценке участвуют все органы чувств. У тебя есть стиральная машина? Есть, конечно…