Макс Нарышкин - Sто причин убить босса

Иконка мигала и раздражала меня до мурашек. Поднявшись, я рухнул на стул перед экраном и вскрыл конверт.

Щур!

Ай да скороход! Это как же человеку трудно должно быть без пива, чтобы за три с половиной часа…

Паша Щуров — не стенографист. Он также не биолог, не фармацевт и не винодел. Просто он в течение пяти минут может связаться с таким же, как и он сам, идиотом, который свяжется с третьим, тот с четвертым, а уже пятый даст нужную имеющуюся у него информацию. Десять классов образования позволили откосившему от армии лузеру вступить в секту ненормальных любителей компьютерного общения. Несколько тысяч ни разу не видевших друг друга придурков общением друг с другом и такими лохами, как я, умудряются зарабатывать на жизнь столько, сколько не снилось любому менеджеру «Вижуэл». Я Щура ни разу не видел. Деньги ему я перевожу тоже посредством компьютера. Познакомились мы так. Я как-то просматривал почту и наконец-то обратил внимание на майловую забаву для тинейджеров «Задай свой вопрос». У меня дрогнула рука, и я не задумываясь настучал: У кого какой челлендж ? [11] Желание, мотивация. Через двадцать минут я едва не перегрузился от общения. Одна киска отписала: «У моего — 23 сантиметра». Но один участник конференции поразил меня своим ломовым подходом к теме, и я, второй человек в крупнейшей рекламной компании столицы, решился на связь, о чем сейчас не жалею. Есчесно, мой челлендж — извести всех падонкаф, задающих такие вапросы, — заверил меня он. Им и оказался Щур, оказавшийся в этот момент на той же самой странице, где, видимо, и я. Мало-помалу мы разговорились (расписались), и уже через неделю он выполнил первое мое задание — нашел секретаршу Милу взамен свалявшейся с бандюками племянницы «хьюман ресорсез».

Спихнув ему со счета сотню, я распечатал прикрепленный файл и пять первых листов просматривал с ледяным спокойствием. Когда они поехали в окне выдачи готовой продукции принтера, я поначалу испугался, не прислал ли мне Щур по запарке чужой заказ — список депутатов Госдумы, имеющих судимости, но вовремя сообразил, что конспект в три листа в виде стенограммы — это уменьшенная копия печатного текста. Там было все: штатное расписание, годовой оборот, планы «Вижуэл» и концепция развития с точным указанием мельчайших подробностей, автором большинства которых был именно я. Машенька Белан — невероятно требовательная к мелочам девочка. Как я на дух не перевариваю валяющиеся в урне упаковки от пюре быстрого приготовления в отделе арт-проектов, так и она брезгливо относится к пропущенной мелочи. Словом, на первых пяти листах было все, что за некоторую сумму пожелал бы получить директор любого рекламного агентства Москвы, пожелавший уничтожить «Вижуэл» на корню. Проекты уже начали набирать обороты, предстоящие контакты и суммы перестали быть никому неизвестными, и я уже с разочарованием вынимал из принтера шестой лист, чтобы закончить с бестолковым просмотром подготовленного Белан отчета и отправить его в урну вместе с первоисточником.

Но едва я прихватил взглядом первые две строчки текста, который заполнял шестой лист до середины листа, мне показалось, что я ошибся. Встряхнув лист, а заодно и промигавшись, я начал шестой лист сначала и дочитал до конца.

Еще пять или семь минут я сидел с закрытыми глазами. Я не могу сказать точно сколько, потому что в темноте люди, склонные к мерному образу жизни, считают полторы минуты за две. Один монах, просидевший в пещере тридцать один день, заявил при расконсервировании, что пробыл в заточении двадцать два дня.

Я привычно поискал рукой слева от себя ручку чашки с кофе, вспомнил, что кофе сегодня — не мой напиток, и во второй раз прочел то, что заставило онеметь кончики моих пальцев пять или семь минут назад…

Браться за дело нужно только по зрелом размышлении.

Я в том золотом возрасте, когда выпитая вечером бутылка финской водки еще не в состоянии показать мне в зеркале на следующее утро, как я буду выглядеть через десять лет. Моя печень, мозг и желудок еще поют в унисон, и эти песни похожи на гимны. Подчеркивая статус независимого, свободного от случайных встреч человека, я вышел из дома без портфеля. Впервые за пять последних лет, кажется. Зрелое размышление, о котором было упомянуто, привело меня к мысли, что все на этом свете делается в угоду людям положительным. Кому, как не мне, господь мог послать в корзине черновичок Белан?

Доехав до офиса «Вижуэл», я вошел в помещение и сразу почувствовал себя в роли человека, воспоминания о котором еще не затихли под сводами, и теперь они гуляют эхом профессиональных некрологов по коридорам. На лица ребятишек, сталкивающихся со мной в лифте и на этажах, было страшно смотреть. Так выглядели бы они, встретившись с покойником.