Альва Бесси - И снова Испания

Андалусия работает в двух местах, и у нее нет друзей, потому что «нет времени», да и вообще «я люблю побыть одна».

Ростом она ниже полутора метров, у нее кукольное личико и голос восьмилетней девочки. Однажды она пыталась покончить жизнь самоубийством, врач-психиатр, женщина чуткая и добрая, рассказала о ней своей состоятельной разведенной приятельнице, и та пригласила ее жить к себе.

Андалусия пишет песни и поет их. Ее любимая песня называется «Я такая, как есть». Единственное развлечение — телевизор. Ежедневно она проводит восемь часов на службе, где работает на фотокопировальной машине, учится делопроизводству и печатанию на машинке — семь тысяч песет в месяц (сто семнадцать долларов). Женщина, у которой она живет, платит ей еще тысячу песет в неделю (шестнадцать долларов шестьдесят шесть центов) за уборку квартиры и другую помощь. Девушка всегда бодра — во всяком случае, когда видит, что на нее смотрят. Она говорит, что ненавидит Испанию и ждет не дождется, чтобы скопить достаточно денег и уехать «хоть на край света».

О заработках класса, который и по сей день представляет собой большинство испанского народа — сельскохозяйственных пеонов, — справок лучше не наводить. От Республики он впервые в жизни получил землю. Франко отобрал ее назад и вернул прежним владельцам: помещикам и церкви.

В сообщениях о волнениях в Испании эти вечные труженики упоминаются редко. Тут на первом месте промышленные рабочие, горняки и студенты. Недовольство постоянно нарастает и доходит до точки кипения по крайней мере раз в год, вынуждая режим вновь захлопывать крышку и садиться на нее.

Стабильность режима? Последние семь лет в Испании — это история непрекращающейся борьбы. Не проходит и месяца без демонстраций протеста и митингов, разгоняемых полицией (в форме, в штатском, жандармерией и солдатами) со все возрастающей жестокостью. Постоянно ведутся политические процессы (их называют уголовными), представляющие собой насмешку над правосудием — приговор известен до того, как предъявляются «улики». Число политических заключенных, именуемых «уголовниками», все растет.

Ежедневно арестовывают мужчин и женщин за попытки организоваться, чтобы улучшить свою жизнь. Их бросают в тюрьмы за то, что они протестуют, когда полиция разгоняет их собрания. В тюрьме, если они продолжают отстаивать свои принципы, их подвергают пыткам. Повальные обыски и аресты происходят после любых индивидуальных актов отчаявшихся людей.

Когда в Бильбао за руководство рабочими демонстрациями арестовали и «изолировали» священников, в Барселоне тотчас вспыхнули волнения. В Сан-Себастьяне убивают ненавистного шефа полиции — тут же арестовывают двести пятьдесят человек, и смертная казнь грозит любому, кто выступит в их защиту. В то же время США и правительство Франко начинают переговоры о продлении сроков аренды военно-воздушных и военно-морских баз, которые мы держим здесь с 1953 года (ракетные тоже). Франко просит больше денег. США отказывают, потом дают.

В стране, где запрещены забастовки, их с каждым годом становится все больше. В 1970 году состоялась колоссальная забастовка рабочих метрополитена в Мадриде; в Гранаде в бастующих строительных рабочих стреляли, и трое были убиты. В 1971 году объявили забастовку 10 000 рабочих автомобильного завода «Сеат» в Барселоне. Они пытались захватить завод, и многие были ранены — полиция пустила в ход слезоточивые газы и автоцистерны, из которых под высоким давлением била вода. В 1972 году прогремело убийство пяти судостроительных рабочих в Эль-Ферроль, когда полиция разгоняла демонстрацию протеста против увольнения шести рабочих. Еще 28 были ранены.

Август того же года был отмечен совсем уж неожиданным протестом: секретариат всех находящихся под контролем правительства объединений указал на то, что цензура губительно влияет на испанскую кинопромышленность, которая в 1971 году потерпела убытки в 6,6 миллиона долларов. «Одна из проблем, — заявил секретариат, — заключается в методах работы киноцензуры… (она) пользуется трафаретными критериями, которые снижают и ограничивают коммерческий успех наших картин». (Ни звука о художественных достоинствах.) Хаиме Камино высказал ту же мысль в двух смелых интервью в 1967 и 1970 годах.

Высшего накала борьба рабочих достигла в ноябре 1972 года, когда Марселино Камачо, выдающийся лидер Рабочих комиссий, и Эдуарде Саборидо получили по двадцать лет тюрьмы, а священника, который вместе с ними был на митинге, приговорили к девятнадцати годам. Это было началом тяжких испытаний «карабанчельской десятки», кульминацией которых стал суд над ними в 1973 году, когда их признали виновными в том, что они «противозаконно объединились с целью возглавить движение». Иными словами, они занимались законной и принятой в любой цивилизованной стране деятельностью — добивались повышения позорно низкой зарплаты и улучшения условий труда.