— Посмотрим, может быть, мне удастся что-то сделать, — сказал он.
— Должно удаться, — сказал я и добавил (буквально переведя на испанский): — За так трубит дурак.
— Простите? — переспросил он.
Наш разговор, по-видимому, возымел действие, потому что спустя три дня произошло нечто совершенно неожиданное. Может быть, эти мысли бродили у Хаиме давно, потому что он наблюдал за мной куда более пристально, чем полагается, с самого нашего прибытия, чем весьма меня смущал.
Во время первого обсуждения сценария Марта без конца щелкала меня, наводя на меня аппарат из всех углов кабинета Хаиме. Во время нашей поездки в Таррагону и через Эбро она тоже непрестанно фотографировала меня. Теперь фотографии проявили, и один мой портрет крупным планом настолько понравился Камино, что он вставил его в рамку, закрыв им свой диплом преподавателя фортепиано. (Марта много раз снимала и Сильвиан, но ее фотографии так и не напечатала.)
— Вы будете играть роль Томпсона, — огорошил меня Хаиме. Убедившись, что я правильно его понял (он так быстро тараторил по-французски, что мне казалось, будто он говорит по-каталански), я посмотрел на него и сказал:
— Я не актер.
— Вы говорили мне, что играли когда-то на сцене.
— Я сказал вам, — поправил его я, — что сорок лет тому назад был статистом и участвовал в массовках в Нью-Йорке. И еще я вам сказал, что был очень плохим актером. Именно поэтому я и оставил сцену.
— Но вы рассказывали, что за те четыре года, что вы были актером, вы ни разу не сидели без работы. Вот и выходит, что вы были не такой уж плохой актер.
— Забудьте об этом, — сказал я. Тут меня осенило. — А может, вы хотите поручить мне главную роль. Я был бы отличным доктором Фостером.
— Вы слишком стары, — рассмеялся он.
— Вы только о типаже и думаете! Почему Фостеру не может быть шестьдесят три, почему обязательно пятьдесят три?
— По трем причинам, — ответил Хаиме, томно полузакрыв глаза и сохраняя полную серьезность: — Во-первых, вы слишком красивы для этой роли. Во-вторых, вы не научитесь бегло говорить по-испански за такое короткое время.
— А доктору Фостеру обязательно говорить по-испански?
— Claro. В-третьих, я решил пригласить одного американского актера, которого вы должны знать. Вы видели его неделю назад на просмотре испанского вестерна, который он сделал.
— Марка Стивенса? — спросил я. — Я его не знаю.
— Вы написали сценарий для картины, в которой он снимался в Голливуде.
— Я?
— Конечно, — сказал он. — «Цель — Бирма».
— Не помню, — сказал я. — Как это он научился свободно говорить по-испански?
— Он здесь живет. На Мальорке. И очень давно. Мне говорили, что у него там гостиница. Изредка он снимает картины.
— Если вы можете пригласить его, значит, можете пригласить еще одного актера.
— Это невозможно… Вы не представляете финансовые возможности испанского кинематографа. Нам не по карману пригласить актера не только что из Америки, а даже из Италии или Франции! — Он улыбнулся. — А вы здесь, под рукой.
— Я уже сказал вам, я не актер. Я могу осмысленно прочитать текст, это может каждый грамотный человек, но я не знаю, куда девать руки и ноги и самого себя.
— Не имеет значения, — сказал Хаиме. — Я скажу вам, что делать.
— Конечно, у Де Сика и Феллини играют непрофессиональные актеры, но…
— А я испанский Феллини, — перебил меня Хаиме. — Он снова улыбнулся своей обаятельной улыбкой, и я подумал: с его данными он может добиться чего угодно, от кого угодно и когда угодно.
Тут Хаиме скорчил жалобную мину и произнес:
— У меня нет другого способа достать для вас дополнительные деньги.
— Сколько мне за это заплатят?
— По смете на эту роль отпущено двадцать тысяч песет. Я буду просить сорок тысяч.
— «Пандора» права, — сказал я после паузы. — Вы и впрямь рехнулись.
— Un poco{ [32] Самую малость ( исп .).
}, — ответил он.
Я сказал, что должен обсудить его предложение с Сильвиан.
— Сильвиан взвилась.
— Послушай, — сказала она, — из-за этого все наши планы полетят в тартарары.
— Знаю.
— Мы собирались пробыть здесь три недели, и они уже почти прошли. Будет этому конец или нет?
— Хаиме сказал, что начнет снимать меня двадцать пятого ноября и кончит третьего декабря.
— Если он начнет двадцать пятого, если он кончит третьего, — сказала Сильвиан. — Это же Испания. И когда наконец ты примешь лекарство от простуды?
— Mañana{ [33] Завтра (исп.).
}. Хаиме говорит, что есть две возможности. Он может начать снимать меня двадцать пятого и полностью закончить снимать, опять же только меня, десятого-декабря.
Читать дальше