Сергей Алексеев - Растрата

«Елки-палки, а ведь рейсу-то конец приходит, – неожиданно подумал он. – Все, конец… До Совречки – час ходу, разгружусь и назад. А вниз идти – через двое суток буду в Туруханске… Там прямо с пристани в суд надо…» Илья заметил, как задрожала в пальцах авторучка. Вот ведь, почти привык к этой мысли, а за живое только сейчас задело, ознобило спину и рубануло под коленки: последние деньки на свободе…

«Во время транспортировки товаров от пристани Туруханск до пристани Совречка, – говорилось в акте, – из-за тяжелых условий судоходства по р. Турухан и технических неполадок в корпусе самоходки пришли в полную негодность продукты и промтовары на общую сумму пятьсот восемьдесят шесть рублей сорок две копейки».

Рогожников единственный раз в жизни был на суде, однако ни подсудимый, ни его дело не запомнились. Забрели однажды зимой с товарищами ради любопытства… В памяти осталась какая-то необычная торжественность. Торжественно-строги были стулья судей и заседателей с высоченными спинками, стол, покрытый красной скатертью, и когда читали приговор, было так торжественно, будто первого сентября в школе. Судья читал приговор стоя, и слова его летели в зал, будто слова клятвы. Илья тоже стоял замерев, вытянувшись по стойке «смирно». Отчего-то было радостно и покойно, словно на празднике. «И про меня так же читать будут, – думал Илья, разглядывая длинный перечень товаров с указанием цен и количества. – Сначала дадут последнее слово, потом приговор, и все кончится. Свободы-то пшик осталось… Это я пока свободен только. Захочу – выйду на берег, пойду куда-нибудь… Или прикажу: Васька, заводи двигатель, поехали! И поеду… Потом как отрежет. Никуда! Конвой… Накрепко пришвартуют, колючей проволокой огородят!.. Вот она когда, свобода-то, почуялась…»

– Это зачем написано-то? – рассеянно спросил Рогожников. – Для чего?

– Списание боя, – пояснила Саша, – товар в стеклотаре…

– Какого боя? – не понял Илья. – Кого разбили?

– Ты же читал, Илья, банки, бутылки…

– Вот те на-а-а! – протянул капитан, забывая о своих мрачных мыслях. – Чего же раньше-то молчали? На полтыщи грузу расколотили!.. Это Васька, гад, ну я ему да-ам…

Рогожников выскочил из-за стола и, приоткрыв дверцу кубрика, кликнул рулевого. Тот нехотя обернулся.

– Иди-ка сюда, рожа немытая! – угрожающе крикнул капитан. – Ты чего молчал про битый груз? А ну идем смотреть!

– Илья, закрой двери! – Александра плотнее укуталась в пальто. – Что ты шумишь? Все в порядке, груз целый… Разве что четыре банки сока…

– Ну, это ерунда! – махнул рукой капитан. – Не на полтыщи же. Это списать можно… Нас ведь «Дельта» в борт шарахнула!

– По допуску мы можем шестьсот рублей списывать, – объяснила Саша. – Начальник ОРСа процент боя утверждал…

– А-а… – согласился было Илья, возвращаясь на место. – Я-то подумал… И что, выходит, я плохо вез? Выходит, груз попортил?.. Это же любой-каждый акт прочитает и скажет: ну, дает Рогожников! Сколько грузу ухлопал!.. Я столько лет возил, и ничего. По таким шиверам ходил. Без всяких экспедиторов, сам за каждую банку отчитывался. Все сдавал, без растраты…

И тут его взгляд уперся в шеренгу бутылок за рундуком, как-то сам собой перебежал на тарелки с закуской, на брюки, сушащиеся у печки…

– Ты из-за этого… – догадливо протянул он и взял Сашу за руку. – Я понял… Не надо из-за этого, Саш. Ну, я заплачу, рассчитаюсь. И за костюм… Только расчет получу и вышлю сразу, там должно хватить… Ты и так всю дорогу ко мне добрая была… Считай, что я вас с Васькой угощал. Ну вроде как прощальная гулянка у меня была. А вы – гости вроде, гуляли у меня… Сколь надо – ты сосчитай…

– Посчитаю, Илья, обязательно. – Александра высвободила свою руку. – Но за то, что растаскали грузчики, ты же платить не будешь? И при разгрузке еще сколько пропадет…

– Ну это неизвестно, пропадет ли, – сказал капитан. – Когда я сам возил, у меня ничего не тащили же.

– Ты – мужчина… Илья, мне подотчет сдавать. Как я потом списывать буду?.. Сейчас-то проверить товар невозможно! – Александра отвернулась. – Вот как вы и понимаете, на словах только… Боже мой, я тебе объясняла, Илья, есть допуск на бой и потери при транспортировке…

Рогожников хотел сказать, мол, товар-то целый, но вспомнил, что уже говорил об этом, и промолчал, лихорадочно придумывая, как и что сказать ей. Не придумал. Александра тоже замолчала, потупившись, и капитан заметил, как наплывает в ее глазах легкая синеватая дымка. Ему показалось, что она вот-вот заплачет, и виноват будет он, Илья. Взял да и обидел человека. Да не просто человека, а женщину, одинокую и беззащитную. Видно, на роду написано – всю жизнь обижать женщин…