Виталий Протов: Жизненный путь Эмили Браун

Она прожила в своем малом грехе около года, когда на ее пути оказался этот красивый парень из Ньюпорта, городка у самой границы с Канадой. Уж какая судьба занесла его в Уиллоуби знал, наверное, один черт, который подстерегал Эмили.

Это и в самом деле была судьба, потому что, едва увидев его, Эмили поняла, что перед ней – он, ее единственный, тот самый по которому тосковала она в своих сладких грезах. В нем, однако, не было ничего внешне примечательного и все, возможно, объяснялось довольно просто: в замкнутом мире Уиллоуби, где все знали друг друга, где невесты, как и женихи, были наперечет, любой посторонний, даже если он явился бы в рогоже, мог показаться принцем из сказки.

Звали его Том Джонс (так, кажется, звали и героя одного старинного английского романа, который они проходили в школе), и был он не то чтобы хорош собой – он был уверен в себе. Всем своим видом он демонстрировал: он не сомневается в том, что ему принадлежит все, что он только пожелает взять, и это, вероятно, произвело на нее такое сильное впечатление, что уже через день она отдалась ему. Ньюпорт по сравнению с их заштатным Уиллоуби был большим городом, и этот парень из большого города покорил ее неопытное девичье сердце.

Это случилось в стоге сена в самом дальнем углу огромного поля, куда они пришли, словно бы гуляя, хотя каждый из них знал цель этой прогулки. Том – потому что хотел эту девушку, а для него собственные желания всегда были законом. Она – потому что предчувствовала, знала это, как знала и то, что отдастся ему со всей своей скрываемой до поры страстностью. Все, однако, было куда прозаичнее. Он кинул свою джинсовую куртку на сено и сделал ей приглашающий жест рукой. У нее замерло сердце. Она села, он плюхнулся рядом с ней и без лишних слов перешел к делу.

Она не знала – может быть, так оно и бывает, так оно и должно быть. Ее знание жизни ограничивалось несколькими прочитанными романами и рассказами немногочисленных подружек, в которых (и в тех, и в других), как она чувствовала, жизнь была сильно приукрашена. Действительность оказалась грубее, хотя, может быть, именно эта грубость, какая-то звериная ритмичность и бессловесность (она видела, как иногда совокупляются большие кобели с маленькими сучками – хватают для надежности зубами за загривок и пристраиваются с хвоста) покорили ее. Его правая рука сразу же оказалась у нее под юбкой, а левая, несколько мгновений пошарив по груди, принялась помогать правой. Он, встав на колени, деловито стащил с нее трусики – сдернул с одной ноги и даже не стал утруждать себя тем, чтобы стащить со второй. Трусики зацепились за застежку на ее туфельке и так и остались висеть там. Потом он так же деловито забросил ей юбку на голову и лишь после этого расстегнул ширинку своих штанов. Она замерла в ожидании, пока он возился со своими пуговицами, потом ожидание закончилось, потому что в нее уткнулось теплое и твердое, пошарило по промежности и, найдя слабое место, ткнулось сильнее, сильнее, еще сильнее, а потом пронзило ее насквозь резкой болью, от которой она на секунду потеряла сознание. Она не привыкла к нежностям; синяки и царапины заживали на ней, как на собаке, а потому, придя в себя, она уже забыла о пережитой боли, она наслаждалась этим ритмичным движением, происходившим в ней. Она готова была кричать от какого-то странного чувства, сочетавшего в себе и боль, и наслаждение. Что там ее пальчики! Они не давали ей и десятой доли того, что она испытывала теперь в эти оказавшиеся такими короткими мгновения. Так вот от чего сходили с ума ее подружки! Вот ради чего готовы они были убегать ночами из дому и терпеть унижения от своих любовников! Что ж, игра действительно стоила свеч. Когда ритмические движения сменились короткими сладострастными толчками, она не смогла сдержать стона. А когда ее наполнила горячая влага, она почувствовала, что совсем обессилила – несколько мгновений она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

Потом Джон потерял твердость и вышел из нее. Она сквозь застилавшую ее глаза пелену увидела, как он убирает в штаны свое мужское достоинство, а потом услышала его слова:

– А ты ничего… – Джон закурил сигарету. – Я тебя буду ждать завтра здесь в двенадцать. Не опаздывай.

Больше он не сказал ей ни слова. Вытащил из-под нее свою курточку и ушел, насвистывая, в сторону городка. Она полежала еще несколько минут, приходя в чувство, потом привела себя в порядок и тоже направилась в городок. Она даже не отдавала еще себе отчета в том, что в этот день рассталась с невинностью.