Весело болтая о разных вещах, все неизменно возвращались в своих разговорах к только что прошедшему фестивалю.
- Ну, кто бы мог подумать, - сказал застенчиво Миронов, - что я могу что-то выучить наизусть. Тем более на незнакомо языке.
- Вот видишь, - подхватил Ионов, - любой человек просто не знает собственных возможностей. Например, он думает, что не умеет рисовать, а оказывается, умеет. Вот ты, Майрон, умеешь рисовать?
- Нет.
- Это ты так думаешь. А на самом деле, может быть и умеешь, просто никогда не пробовал. Или пробовал?
- Нет.
- Вот видишь! А давай-ка попробуем! Шура, у тебя есть бумага и карандаши?
- Разумеется.
- Давай тогда все попробуем! Хоть разок, попробуем свои силы в рисовании.
Так, значит все рисуем, например, что?
- Например, лошадь.
- Шура, это тривиально. Мы не в художественной школе. Будь ближе к жизни.
Рисуем девушек.
- Каких девушек?
- Каких знаем. Я - ленинградских девушек. Ты, Шура, вологодских, Валера - Ионовских, архитектор - волгоградских, и так далее. Потом обсудим, что у кого получилось. Идет? Тогда, Шура, давай карандаши и бумагу.
Шурик и Валера Мишин просто закудахтали от удовольствия. Пока Вовка доставал бумагу, Валера сказал:
- Ионов просто умница! Я еще никого не встречал, кто бы мог так мастерски валять дурака!
Вовка раздал всем бумагу и карандаши, и в кабинете воцарилось молчание.
Через минуту Ионов его нарушил:
- Миронов, ты чего не рисуешь.
Миронов сжался:
- Я не умею… рисовать… девушек.
- А я тебя разве спрашиваю, умеешь ты рисовать или нет? Я тебе говорю, рисуй и все.
- Сереж, я, правда…
- Майрон, я тоже не умею. Но рисую. Если для тебя это не довод, то ты сейчас отожмешься от пола разиков этак сто, а потом все равно будешь рисовать. Понял?
Вместо ответа Миронов взял карандаш и припал к бумаге. Через четверть часа Шурик заявил:
- Все, подводим черту. Закругляйтесь, переходим к обсуждению работ.
Девушек обсуждали наперебой. Более менее привлекательными оказались только Вологодские и Волгоградские девушки, изображения всех остальных были выполнены в карикатурно-лубочной манере, что дало серьезный повод похохотать над этим всласть. Ионов, в довершении всего, схитрил. Он схематично нарисовал ленинградскую девушку в сексуальной позе, с волосами, свисающими на лицо. кампания начала возмущаться. Ионов оправдывался:
- Я так вижу. Я их запомнил такими, так что же мне делать?
Последним на всеобщее обозрение предстало творение Миронова. Все замолчали, с любопытством вглядываясь в рисунок. Наконец Шурик изрек:
- Может быть, нам автор пояснит содержание полотна?
Все перевели взгляд на Миронова. Миронов завороженно взирал на творение своих рук. Ионов пихнул его локтем:
- Айрон!
- Ась?
- Чего нарисовал, спрашивают?!
- А! Да вот, рисовал девушку, а дорисовал до середины, смотрю, получается лошадь. Ну, я и дорисовал лошадь.
Когда Шурик перевел дух после приступа смеха, то вымолвил:
- Ну слава богу, а не то я уж и на самом деле начал думать, что в вятской стороне девушки такие. А скажи-ка, Миронов, ты лошадей рисовать, выходит, умеешь?
Миронов прижал руку к сердцу:
- Не умею, Шура, вот те крест!
- Так нарисовал ведь.
- Я не знаю как она вышла, эта лошадь! Шур, я на тебя гляжу и вижу, что ты хочешь предложить рисовать лошадей. Христа ради, не надо! В жизнь бы не подумал, что так можно ненавидеть английский и рисование!
Все хохотнули. Шурик покачал головой:
- Ну, Майрон, ты сам сунул голову в петлю! Я все бы стерпел, но вот твое последнее наглое замечание насчет английского языка все перечеркнуло. Теперь приготовься к тому, что тебе придется его пересмотреть.
Миронов, интуитивно понимая, что перегнул в своей откровенности, попытался смягчить ситуацию:
- Это, что же теперь будет, значит?
- Это значит, что мне придется привить тебе любовь к английскому языку.
Пусть даже насильственным путем.
Миронов попытался исправиться:
- Да это очень-то уж и ни к чему. Я вообще-то, где-то там, внутри у себя, люблю… английский язык…
- Да неужель? - Шурик весело посмотрел на Миронова, - тогда я тебя обрадую.
Мне из дома в последней посылке прислали сборник английских пословиц и поговорок. Так что с завтрашнего дня начнем учить их наизусть. Готовься, мой друг.
***
Последние месяцы службы прошли настолько сумбурно и скомкано, что Шурик с удивлением заметил, что уже начался апрель. В этом месяце надо было ожидать отправки первой партии демобилизующихся из их призыва, но ни Шурик, ни Ионов не питали никаких иллюзий относительно того, что они могут оказаться в этой партии. В эту первую группу попадали, как правило, самые крутые "жопорванцы", то есть, те, кто изо всех сил выслуживался пред офицерами. Для видимой справедливости в их число добавляли какого нибудь смирного и бессловесного дембеля, тащившего свою службу беспрекословно и безо всяких возражений.
Читать дальше