Вардгес Петросян - Прожитые и непрожитые годы

Здорово все складывается… «В школе у нас собрание, мама». – «У тебя же голова болела…» – «Прошло». – «Не опоздай, смотри, и отца дома нет».

Было темно и страшно, и вдруг я услышала свое имя. Это Сероб. «Ну что, зачем вызывал?» – «Посидим немного». – «Камень холодный». – «Ничего». Он расстелил свой платок. Сели на какую-то плиту. Было очень темно. «Не боишься?» – спросила я. «Когда ты со мной, мне ничего не страшно». – «Врунишка». Он сидел и ничего не говорил. «Отца дома нет», – сказала я. «Знаю». – «Откуда?» – «Знаю – и все». Было холодно. «Хочешь, накинь мой пиджак?» – «А ты как же?» – «Ничего». В пиджаке я согрелась. «Ну, что ты хотел сказать?»

Он сидел молча, как будто забыл обо мне, потом вдруг произнес: «Через два месяца кончаем школу». – «Как много звезд, – я посмотрела на небо. – Вон моя звезда!» – «Которая?» Я показала на четвертую звезду Большой Медведицы. «А у тебя она есть?» – «Угу». – «Которая?» – «Она не в небе». – «А где же?» – «В десятом „А“. – „Да ну тебя…“ Десятый „А“ – это наш класс. Сумасшедший. А потом вдруг спрашивает: „Асмик, ты меня любишь?“. Что я могла сказать, промолчала. „Простудишься, – сказала я, – возьми свой пиджак, а я пойду“. – „Погоди“. – „Ведь холодно, давай накину на нас обоих“. Я подсела поближе, он и правда замерз. Мы молчали…

Я дома. Поздняя ночь. Отец уже вернулся, мама спит. Только что опять просыпалась, ворчала: «Да спи ты, неугомонная, поди глаза совсем ослепли». Думает, алгебру решаю, я ей сказала, что завтра контрольная. Никуда мы не уедем из нашего села, никуда.

16 марта

Писала сочинение на тему «Кем быть?». Я написала, что хочу стать архитектором, строить здания, мосты, церкви… Слово «церкви» товарищ Керобян красным карандашом вычеркнул, а на полях написал: «В нашей стране церкви давно уже не строятся». Зачем я это написала, и сама не знаю. Еще написала, что у меня своя звезда на небе, а товарищ Керобян подчеркнул и на полях написал: «Какая звезда?» Тройку поставил. Сероб получил пятерку. Не успела спросить, что он написал, все не удавалось с ним перемолвиться на переменках.

19 марта

Сероба в школе не было. «Болен», – объявил Вазген и посмотрел на меня. «Пошли, навестим его», – сказала Гаянэ. Я притворилась, что не слышу. Чем он болен? Сижу дома, места себе не нахожу, ну почему я не пошла к нему? Ночью, должно быть, простыл. Сумасшедший.

22 марта

Опять не было Сероба.

Пошли к ним всем классом.

«У него температура», – сказала мать. Немного посидели, рядом в комнате спал он. Я спросила, какая у него температура. «Не мерили, отец пошел за градусником. Сорок будет». – «Схожу, принесу», – я встала. «Отец вот-вот вернется. А ты чья будешь?» Будто не знает. Я ответила. Немного посидели, потом встали. Поглядели сквозь щель в двери. Он спал, лицо потное, голова обмотана шарфом. Глупый, глупый, он у церкви простыл. Я чуть не сказала это вслух.

28 марта

Сероб уже два дня ходит на занятия. Немного похудел. Домой возвращались вместе. На улице никого не было, и он забрал у меня сумку: «Тяжелая». – «Ты же болен». – «Ничего». Из сельсовета вышел товарищ Бено. Сероб вернул мне сумку. И вдруг сказал: «Если умру, что будешь делать?» Вот сумасшедший. «Траур надену». – «Правда?» – «А ты попробуй». Посмеялись. «В тот день я кое-что у тебя спросил, когда же ответишь?» – «Что спросил?» – «Забыла?» – «Нет, – врать я не стала, – а что бы тебе хотелось услышать?» Не знаю, что на меня вдруг нашло в эту минуту. Он помрачнел и ничего не ответил.

Потом дома я весь день читала Терьяна.

1 апреля

«Люблю, – сказала я, – люблю». Сероб удивленно посмотрел на меня. В гимнастическом зале никого не было. «Правда?» – «Какое сегодня число?» – «Первое апреля». – «Первый апрель – никому не верь», – сказала я и выбежала во двор. Я помчалась в ущелье, здесь уже пробивалась трава, земля была мягкая-мягкая. Разулась, окунула ноги в реку. Потом, как сумасшедшая, запрыгала, запела. Что вдруг нашло на меня? Я ведь тоже немножко ненормальная. На урок физкультуры так и не пошла. И сейчас тоже что-то напеваю под нос. Пойду примерю туфли, отца нет, уехал в город.

10 апреля

Сероб не говорит со мной – прошел мимо. Надулся, ну и пусть… Сел один в конце. А я взяла и спросила задачку по алгебре у Вазгена. Он объяснял-объяснял, ничего я не поняла, а Сероб в это время смотрел в окно. Воображает. До чего недогадливые эти ребята…

19 апреля

Мы ходили в ущелье. Как это получилось, не знаю. После уроков шли домой и вдруг оказались на тропинке, ведущей в ущелье. «Куда мы?» – «Я знаю место, где растут фиалки». – «Да?» – «Кончилось твое первое апреля?» – «Ах, вот почему ты дулся!» – «Если не поступлю, пойду работать на строительство атомной станции, денег поднакоплю». – «Мама сказала – если не поступлю, выдаст замуж, сватаются ко мне». – «Что?» Сероб побледнел, глаза у него стали какие-то странные. «Говорит, сватаются ко мне». Я врала, мама ничего подобного не говорила, я просто болтала. Потом мы увидели фиалки… Все было хорошо, только… Уже возвращались, когда в кустах Сероб обнял и поцеловал меня. Не помню, что случилось, только помню звук пощечины. Дала пощечину и убежала. Не буду с ним говорить, даже через сто лет. Бессовестный.