Дмитрий Стахов - Генеральская дочка

На земле самого Ильи Петровича располагались дом хозяина, подсобные строения, конюшня – выйдя в отставку, генерал купил трех лошадей, для того чтобы выглядеть в седле достойно, брал уроки верховой езды, – а также флигель, в котором проживали находившиеся у Кисловского на службе люди. Ге – нерал старался полагаться на тех, кого знал еще со времен армейской службы. Этим доверял. Но бывал строг. Они генералу были преданы беззаветно.

В армии Илья Петрович прошел долгий и исполненный опасностей путь. Воевал в составе ограниченного контингента воинов-интернационалистов. Позже командовал армейскими соединениями, но теперь о прошлом, о потерях и сражениях генерал старался не вспоминать. Прожить оставшиеся годы в довольстве и спокойствии – в этом видел он свою цель. А также – в удовольствиях, в активном, по возможности, отдыхе. В воспоминаниях же – какое спокойствие? Посему, помимо конюшни, Илья Петрович построил персональный причал, в непосредственной близости которого располагался приличных размеров эллинг. В нем, издали похожем на цех небольшого завода, стоял Azimut 39 EVOLUTION, любимец Кисловского, на котором Илья Петрович, к глубокому своему сожалению, ходил мало и редко, на почетном месте – Машин немецкий швертбот, ее же яхточка, парочка маленьких катерочков для каждодневных нужд, а также водные мотоциклы братьев Хайвановых.

Помимо отдыха на воде, Илья Петрович любил походить по окрестным лесам с ружьишком. И обладал обширной коллекцией ружей. Знал в ружьях толк.

По первому впечатлению – флегматичный, Илья Петрович на самом деле был нрава жесткого и неукротимого. Недаром он любил, предваряя рассказы об охотничьих подвигах и демонстрацию коллекции ружей, процитировать строки поэта Некрасова. «Много у нас лесов и полей, – распевно начинал генерал, – много в Отечестве нашем зверей…» И заканчивал с нажимом, возвышая голос и поднимая кверху указательный палец правой руки: «Нет нам запрета по чистому полю тешить степную и буйную волю!»

Запретов Илья Петрович не признавал, волю свою – быть может, и не степную, но очень и очень буйную – считал решающей во всем. Тому, кто попадал в оружейную комнату, приходилось стоять покорно и выслушивать пояснения хозяина, пока генерал или не уставал, или кто-то из его людей не сообщал, что либо подан обед, либо можно идти на причал смотреть, как починили сломавшийся гидроцикл, либо – на конюшню проверять работу конюха. Причем сообщавший рисковал навлечь на себя гнев. Илья Петрович не любил, когда его прерывали.

Ружья были для Ильи Петровича сродни женщинам. Он брал их с нежностью и страстью. Гладил. Прицеливался. Обнюхивал, и ноздри Ильи Петровича дрожали.

– Вот, извольте оценить тройник германской фирмы «Зауэр», – обращался Илья Петрович к очередной жертве, покорно стоявшей посреди оружейной комнаты и чувствовавшей себя в полной власти генерала. – Здесь курок нарезного ствола взводится не вместе с курками дробовых стволов, а отдельно, когда это нужно, так что без надобности курок нарезного ствола не функционирует. Взвести этот курок можно поворотом рычажка, расположенного под ствольной колодкой, возле спусковой скобы, вот тут, видите, слева. И при взведении курка спусковой механизм его переключается на один из спусковых крючков…

– Папа! – слышался голос Маши. – Папа! Ты где?

– … а повернуть рычажок можно левой рукой, не отнимая приклада от плеча. У меня такие тройники двух моделей. Эта, более старая, не лишена недостатков. Так, перевод механизма после пульного выстрела на дробовой неудобен…

– Папа! Чай готов!

– Но фирма выпустила после 1918 года модель, вот она, в которой все недостатки учтены и более не причиняют неудобств…

– Папа!

Маше нарушать священнодействие разрешалось.

– Пойдемте, пойдемте! – Илья Петрович ставил ружье в шкаф, запирал створки, брал гостя за плечо и выводил из оружейной комнаты. – Вот ведь немцы! – продолжал он, запирая комнату на ключ и пряча ключ в карман. – Войну проигрывают, а ружья для охоты делают. Это такой народ… Я вам скажу так: немцы – основа Европы, прочие народы существуют лишь в качестве дополнения к ним.

– Э-э… – пытался что-то сказать гость, но генерал говорить тому не давал, продолжая свои рассуждения о Европе и немцах, вел гостя пить чай.

Илья Петрович любил пускаться в философию, но предпочитал делать это в кругу людей проверенных. Людям случайным, попавшим к нему в дом волею обстоятельств, доставалась лишь малая толика его умственных построений. Лишь тем, кто был генералом отмечен как доброжелательный оппонент – Илья Петрович любил, чтобы с ним спорили, соглашаясь, – дозволялось услышать его откровения во всей их непричесанной стройности.