А теперь и подавно: со своей жизнью Бах давно уже простился, никаких желаний у него не было, горсть пшеницы он съедал с трудом, а когда стрелок вызывал его на оправку, то слышал в ответ только вялое «А пошел ты…»: оправляться было нечем. Бах медленно умирал, или даже умер. Умирало в пеллагре его тело, с которого сухая кожа сыпалась, как перхоть. Умирали его мысли и ощущения. Поэтому Бах равнодушно смотрел и на Короля, и на его коллекцию «указок» (шомпол, вентиляторный ремень, резиновыи шланг и прочие прелести). Месяц назад Бах содрогался, видя людей, допрошенных Королем: кожа на спине и ниже у них была черная, вздувшаяся. Сейчас шомпол вряд ли добавил что-нибудь к его ощущениям.
Ввели здоровенного, чуть не вдвое выше Короля, красноармейца. Взяли его, видно, недавно: еще румянец был во всю щеку.
— Ну, — сказал Баху Король, — узнаешь своего сообщника?
Иоганн покачал головой.
— А ты, Пилипенко? — обратился Король к красноармейцу.
— Ни! — испуганно сказал Пилипенко.
— Ладно. — сказал Король и снял со стены резиновый шланг.
— Сымай штаны!
— Ни! — как-то по детски сказал Пилипенко.
— Сымай, говорю! — и Король подошел поближе.
— Ни! Ни! — повторял Пилипенко, вцепившись руками в штаны и не сводя глаз со шланга.
— Ни, ни. — передразнил его Король. — Ломается, как целка.
И ударил Пилипенко по рукам. Пилипенко, неожиданно для всех, да, наверное и для себя, сильно толкнул его в грудь. Король, смешно вращая руками, полетел спиной вперед, сбил стол, перевернулся, а Пилипенко бросился в окно, вынес плечом раму, вывалился наружу и дал ходу. Стрелок, приведший Пилипенко и стоявший у дверей, сунулся в сени, запнулся там и упал, загрохотав, как поленница.
Король, выпроставшись, наконец, из-под стола, подбежал к окну, выстрелил вслед Пилипенко — и промазал. Второи выстрел был удачнее; правда, в украинца Король так и не попал, но зато попал в старшину, который выбежал на шум из избы стрелков. Старшина бросил автомат и завертелся на месте, воя: «йо-о-о» и качая раненую руку.
— С пяти шагов в здоровенного мужика не попасть! — обозлился Бах. — Только в упор стрелять умеет. Крыса!
Впрочем, и в упор Король стрелял не блестяще. Вчера Бах видел, как Король подвел к выгребной яме капитана Филина. Он ухватил Филина за волосы (а волосы у капитана были буйные, курчавые, да еще отросшие за три месяца сидения), и стал наклонять вниз, к яме. Филин мотал головой, не давал приладить пистолет к виску, и все это длилось долго, непристойно долго; потом Король все же изловчился и выстрелил. Филин изогнулся, чтобы хоть упасть — не туда, но Король помог, подсобил коленом…
…На третий раз Король, наконец, попал. Пилипенко ойкнул, остановился — и Король попал еще раз. Пилипенко подогнул колени и медленно повалился ничком, и Король, выпрыгнув в окно, подбежал к нему.
— Это кстати. — решил Иоганн и, ни о чем больше не думая, схватил с печки котелок с гороховым супом и стал пить его прямо через край: жадно, но аккуратно, не проливая ни капли. Краем глаза он посматривал в окно. Король подошел к Пилипенко, тронул его носком сапога. Видно, Пилипенко был еще жив, потому что Король вдруг отпрыгнул, сунул наган ему в ухо и выстрелил в пятыи раз. Из головы быстро пошла черная кровь, а Пилипенко дернулся и застыл в той нелепой позе, которая бывает только у мертвых.
Бах прикончил суп, вылизал котелок хлебом и приступил ко второму. На второе у Короля намечалась пшенная каша, и Бах запивал ее чаем.
Во дворе продолжалась суматоха. Перевязывали раненого старшину. Обсуждали событие. Кого-то посылали за ухватом. Появился какой-то особистский начальник, без гимнастерки и с ложкой в руке.
— Враг народа! — доложил Король.
— Не забудьте почистить наган. — сказал начальник, — А то заржавеет. — и пошел прочь.
Принесли ухват и сковородник, попытались подцепить ими Пилипенко, но только задрали ему гимнастерку.
— На спину переворачивай! — сказал один стрелок.
Пилипенко перевернули на спину. Выходные отверстия были гораздо больше входных: на спине были только маленькие дырочки, а грудь была просто разворочена, и мясо торчало, и что-то сизое. Наконец украинца удалось подцепить под бока. Его отволокли в ту самую яму, в которой полчаса назад стоял Бах, с трудом запихали его туда вниз головой, утоптали ногами, закидали землей. Бах, уже через силу, сосал соты с медом и смотрел, как стрелки топчутся на яме. Через пять минут никакого следа на земле от Пилипенко не осталось.
Читать дальше