Алексей Бабий - Дверь

Знающие люди говорили: лет бы десять или сорок назад — у-у-у-у! Но Петрову хватило и этого. Петров, хотя и состоял в авангарде советского народа и нес в себе понемногу ума, чести и совести нашей эпохи, после суда почувствовал, что способен не только поступиться принципами, но и усомниться в основах. Его поразило большое количество свидетелей, утверждавших, что митинг произошел прямо на проезжей части (из-за чего в Ветлужанке бабушка столкнулась с автобусом, а на Енисейском тракте водитель КамАЗА поехал по встречнои полосе), что на нем призывали свергнуть советскую власть и открыть двери западным монополиям, в основном почему-то французским.

А утром, придя на работу, он узнал из заводской многотиражки с названием не то «какой-то там трудящийся», не то «Куда-то там светлый путь», что он демагог, отщепенец и экстремист, пытавшийся продать свою Родину с крыльца булочной номер 8. Некий слесарь Иванов заявлял, что он Петрова не знал, не знает и знать не желает, поскольку Петровым не место в нашем коллективе. Далее слесарь от лица рабочего класса излагал свой взгляд на перестройку: ее следовало начать со своего рабочего места, добиваясь все более и более высоких производственных показателей. Петров же, по мнению слесаря, хотя и висел на Доске Почета, к работе относился с прохладцей, отдавая все свое рабочее время сочинению клеветнических измышлений. Особенно слесаря почему-то возмущало, что Петров не сажал какие-то деревья.

— А чего ты хотел! — сказал ему парторг Семенов, с которым они, будучи друзьями, не раз и не два ставили на себе научные опыты, изучая действие алкоголя на человеческий организм. — Чего ты хотел! Вон тобой уже и органы интересуются.

— Я на эти органы свои положил! — взвился Петров. — Понял?

— Не понял! — признался Семенов.

— Половые! — заорал Петров.

Парторг Семенов, хоть и был, по должности своей, атеистом, перекрестился:

— Господь с тобой, Прокопьич! Ты что несешь-то? Ты мне друг, но ведь билет дороже!

— Исключат! — думал Петров, ворочаясь ночью на скрученной простыне. — Как пить дать, исключат. Хоть за дверь, хоть за форточку. Что будет! Ой, что будет!

А что будет? А действительно, что будет? Ну, взносы не платить… Да и не это главное. Главное — это дверь. Вот тут надо идти до конца. Если каждый да полдвери откроет…

И Петров засмеялся и уснул. А утром встал, надраил зубы, умылся, побрился и вышел в зимний рассвет. Булочная уже работала и полдвери, конечно, было закрыто. Петров поднатужился и, охнув от боли в ребрах, отодвинул шпингалеты. Хотя, конечно, он понимал, что это уже не антисоветская агитация, а террористический акт. Но, если уж Петров решил, что дверь должна быть открыта, будьте спокойны: она откроется!

1989