Маргарита Хемлин - Прощание еврейки

- Ну ты подумай, Бася, они же во Вьетнаме что делают… Так то Вьетнам! Там же люди неграмотные, бедные, затурканные. А у нас! И что ж, мерзавцы, начнут войну против Советского Союза? Знаешь, если даже они бомбу сбросят, у нас тоже бомба найдется! Так что тогда уж - ни нас, ни их! Чтобы знали, гады ползучие! Куклуксклановские морды! Недобитые! - смачно добавила Люся последнее слово.

Бася Соломоновна согласилась - да, тогда уж ни нас, ни их.

Бася Соломоновна не сомневалась, что Людмила Ивановна поделится соображениями по поводу Третьей мировой с киевской общественностью. Бася Соломоновна жалела только, что на нее, Басю Соломоновну, Люся ссылаться не станет. Люся была хоть и хорошая женщина, но немного завистливая насчет чужого ума.

Через некоторое время из Киева приехал Мишин старший брат Вова, демобилизованный в чине капитана в 1949 году и с тех пор работавший по снабжению на военном заводе.

Приезд Вовы явился неожиданностью. Потому что с Мишей они почти не общались.

И вот Вова без звонка приехал в Чернигов к Мише и позвал его прогуляться. Это после обеда, за которым не было сказано ни слова.

Миша гулял минут сорок, а когда вернулся, то сказал, что Вова уехал и попрощаться не зашел, так как опаздывал на автовокзал.

Весь вечер Миша молчал.

В доме было тихо, как перед бурей.

Наконец Миша пригласил Басю Соломоновну пройти на кухню.

Состоялся следующий разговор.

Миша: “Бася Соломоновна, вы знаете, как я вас уважаю”.

Бася Соломоновна: “Да, Миша, я это всегда знаю”.

Миша: “Бася Соломоновна, Вова рассказал мне, что вы распускаете слухи, за которые по головке не погладят”.

Бася Соломоновна: “Какие слухи, Мишенька? Вейзмир! Что Вова тебе наговорил?”.

Миша: “А такие слухи, Бася Соломоновна, что в год столетия Ленина американцы начнут войну и сбросят на нас на всех бомбу”.

Бася Соломоновна: “Вейзмир, Мишенька! Я Вове такого никогда не говорила! Я же с ним и при тебе не разговариваю, а без тебя мне и в голову не взбредет ему хоть слово сказать! Ведь все на твоих глазах!”.

Миша: “Бася Соломоновна, вы это Люсе говорили? Про войну?”.

Бася Соломоновна: “Ну, говорила…”.

Миша: “Бася Соломоновна, вы Людмилу Ивановну хорошо знаете?”.

Бася Соломоновна: “Хорошо знаю”.

Миша: “Так зачем же вы ей такие вещи передаете? Вова говорит, что она по всему Киеву рассказывает про то, что с Третьей мировой - дело решенное, и что у нее точные сведения. А Вова на оборонном заводе работает… И должность у него такая, что он со всякими тайнами военными связан. Да мало ли что… Вы же знаете, Люся не остановится. Она куда надо письмо настрочит, чтоб меры приняли насчет войны. А с Вовы спросить могут. На него же сразу подумают, что он военную тайну Люсе разболтал. Как же так вы, Бася Соломоновна, безответственно поступаете? А от Вовы и ко мне ниточку протянут, вы же знаете, как это делается”.

Бася Соломоновна оцепенела. Ужас объял ее. Она разрыдалась. И, сморкаясь в край коричневой, послевоенной (Второй мировой) кофты, запричитала:

- Мишенька, прости меня… Но ведь все говорят…

Миша припечатал:

- ТЕПЕРЬ все говорят, Бася Соломоновна. Но первой сказали вы!

Бася Соломоновна гордо вскинула голову, и прозрачная капля повисла на кончике ее носа. “Вот именно, я, а не Люся!” - Бася Соломоновна с трудом удержалась, чтобы не произнести это вслух.

Назавтра Бася Соломоновна отправилась в Киев. Она хотела поговорить с Люсей.

Люся божилась, что ничего никому “специально” насчет Третьей мировой не рассказывала. Только Фридочке - Вовиной жене. А уж кому Фридочка могла рассказать - дело темное. То есть ясно, что Фрида раззвонила всем. И конечно, своему дяде-зубнику. А у того клиентура ого-го.

Бася и Люся думали, как быть.

В комнату вошел Оврам. Женщины рассказали о Фридочке и ее поведении.

Оврам решил поехать к Фридиному дяде, которого отродясь не видел, и под видом обыкновенного пациента разузнать, что тому известно.

Фридин дядя работал на дому и принимал только по рекомендации. “Свои” со стороны Погребинских никогда у него не лечились и в глаза не видели, так как он брал большие деньги.

Сейчас же Люся позвонила Фриде и попросила адрес дяди для “одного своего хорошего знакомого начальника”. Фрида дала.

Через полчаса все втроем - Оврам, Люся и Бася были в приемной дяди. Оврам держался за щеку и натурально стонал. Его пропустили без очереди.

Через пять минут он выскочил из кабинета и, схватив женщин под руки, выскочил с ними на улицу.