Иначе говоря, Ходорковский, вместо того чтобы перевоплотиться в колокольный звон Бухенвальда, апеллировал только к сопереживанию Запада и чувству самосохранения российского бизнес-сообщества. И, конечно, ошибся. Ведь богатые в России - это, признаюсь, еще та песня. Своей жадностью и недальновидностью они уже вызвали одну революцию в России, кстати, совершенно оправданную. Нельзя людей доводить до взрыва, эксплуатируя их детскую доверчивость к власти, воплощающей родительское начало. Пока есть еще вера, что тебя наказывают заслуженно, терпеть можно; когда же эта вера истощается, наступает взрыв, совершенно, повторю, не бессмысленный, но, безусловно, беспощадный. А так как число бедных в сегодняшней России продолжает быть огромным, не вполне ясно, каким образом можно будет избежать чего-то подобного в будущем.
Однако чувство социальной ответственности не присуще русскому бизнесу по той же причине, по которой не имеющие бизнеса его ненавидят - из-за инфантильности. Неприличная радость, что, наконец-то, удалось воплотить свои детские мечты - купить себе машинку, домик, лодочку, самолетик, футбольную команду, поиметь собственное государство в пределе отдельно взятого региона и разыгрывать там большого доброго папу - это все детство, неистощимое на страсть к игрушкам.
Запад же в этой ситуации занимает вполне взрослую, но столь же, однако, глупую позицию. Пусть, в конце концов, сами разберутся в своем детском саду, думают дяди в Париже, Лондоне и Берлине - пусть поделят игрушки, немного подерутся, помирятся, а потом как-нибудь созреют до социальной ответственности. Главное, что не лезут со своими ракетами и имперскими амбициями в наш огородик. И куда лучше сохранять добрые отношения с их говорящим по-немецки и умеющим держать весь этот бардак в порядке Штирлицем, чем читать ему морали, которые кроме обид ничего более не принесут. Не то, чтобы это - маленький Мюнхенский сговор, но очень похоже. По недальновидности и возможным последствиям. Даже в семейных отношениях лучше сразу - мягко и деликатно - объясняться по поводу любого конфликта, чем ожидать, когда он превратится в мешающий любому движению нарыв, а затем прорвется, забрызгивая все вокруг гноем и кровью. А уж тем более, когда на глазах у всего мира полублатная демократия превращается в псевдореспектабельный авторитаризм, пораженный куриной слепотой к последствиям своих действий.
Вот твои советники по устройству в стране управляемой из одной точки демократии, полагают, что добились результата, о коем, казалось бы, трудно было мечтать еще пару лет назад. Все карманное, все игрушечное, все умещается в табакерке. Парламент, полностью управляемый, потому что большинство в нем принадлежит полностью управляемой партии, так как в ней только те, кто полностью зависит от Кремля. Затем правительство, где уже не важно, кем были в прошлой жизни твои министры - правыми или государственниками, ибо служба обкатала их, как море некогда остроугольные камни. Затем регионы, где уже давно все управляется, а теперь и назначается тобой. Затем суды - вечный позор нашей с тобой родины, Вова, ибо за исключением короткого периода между отменой крепостного права и Первой мировой войной, они не были даже отчасти независимы и свободны, а лишь упорно скрывали свою работу на благо наглой власти.
Вот ты, под предлогом борьбы с терроризмом, отнял у людей право выбирать себе мэров и губернаторов. Доволен? Полагаешь, что поступил правильно? Я здесь даже не буду еще раз приводить свой критерий, согласно которому все, что увеличивает инфантильность общества, ему вредит, и лишь то, что повышает ответственность, может принести пользу. Но как еще, скажи, можно учиться демократии, если не на практике, совершая ошибки, выбирая не тех людей, которые способны представлять их интересы; затем бороться против них, требовать ответственности и замены, и так далее и так далее. Как же можно, прости меня, брат, за риторику, не уважать свой народ, чтобы лишать его простых и, казалось бы, естественных избирательных прав? И, поверь мне, это не может принести пользу - ни обществу, ни властной элите, потому как то, что называют свободой и демократией, содержит в себе благословенные для общества механизмы канализации агрессии и недовольства. Такие механизмы, чтобы это недовольство, не уходя в опасную от света глубину, естественным образом превращалось в энергию политических проектов, в нормальную и честную конкуренцию, противоборство, соревнование и так далее. И лишь здесь, возможно, главный смысл того, что именуется парламентской демократией. А этого нет у нас, совсем, то есть присутствует по названию, но совершенно лишено естественных механизмов превращения психологического, эмоционального в политическое и социальное.
Читать дальше