Михаил Берг - Письмо президенту

Только я ни в коем случае не хочу, чтобы Вы подумали, будто я собираюсь противопоставить Вас, избранника народа, самому народу, по-сказочному доброму, умному и справедливому; только, увы, совершившему непоправимую ошибку и избравшему в свои представители самую паршивую овцу из стада. Ничего подобного, упрощать не стоит. Та статистическая сумма, которая предстает в виде рейтинга популярности политика или предпочтений большинства, не имеет никакого отношения к уму, доброте или справедливости. Это численное выражение весьма прагматических, хотя не обязательно осознанных представлений об интересах. Да и математически оно не всегда корректно, потому что зависит от способа обработки данных, как, правда, и от тех, кто обобщает результат. Но в любом случае Вы были избраны главой государства не только потому, что Борис Ельцин назначил Вас преемником, способным сохранить его интересы в неприкосновенности. Как, впрочем, и не потому, что на Вас сделали ставку вполне определенные политические и экономические силы, посчитавшие, что Ваша скромность, корректность и легко прогнозируемая благодарность - твердый залог их будущего преуспевания.

Все перечисленное осталось бы стропилами пустоты, кабы Вы физиономически, психофизиологически и лексически не совпали с образом ожидаемого счастья, прежде всего для тех, кому в этот момент было труднее других. Я не только о том, что Вы с первого дня довольно отчетливо стали воплощением двуликого Януса - собирающегося с силами грозного народного мстителя и, одновременно, того, кого на неумном и корявом политическом жаргоне называют ставленником олигархического капитала. Это было бы слишком просто. Вы не только явились последней надеждой социально обделенных и уже отчаявшихся добиться справедливости наивных реваншистов. Вы стали выражением более глубокого чувства интеллектуальной и ментальной близости социально бессильного, но политически репрезентативного слоя российского общества.

Известно, что ущемленные в своих амбициях люди предпочитают видеть над собой персону, не подавляющую их своим совершенством и достоинствами. Только во время революций на трон восходят граждански ориентированные поэты, не чуждые политических амбиций интеллектуалы, яркие и бесстрашные полководцы, так как революция - всегда бурное море ожиданий, соизмеримых с чудом. Между взрывами основным ингредиентом народного волеизъявления становятся затаенные обиды: неуважение со стороны младших, ревность к соседу, страх перед слишком быстро несущейся жизнью. Однако утверждение, что люди, обжегшись на молоке во время революций, дуют на воду и чаще всего выбирают тех, кто не выше их интеллектуально и ментально, требует существенного уточнения.

В нашей стране массовая городская культура очень молода, отнюдь не безусловна и далеко не общепринята. Бурное переселение из деревень в города происходило толчками и каждый раз стремительно - полтора века назад, после отмены крепостного права; во время голода в конце 19 века; после гражданской войны в советское время и так далее. Большое число деревенских жителей наполняло города, не успевая адаптироваться и представляя особый образ жизни недавних сельских поселенцев, воспринимающих город с его атрибутами как чуждый и враждебный. Слишком массовым и поспешным было переселение, слишком компактным проживание, слишком сильным оставалось влияние традиционных сельских стереотипов, главный из которых: тот, кого не знаю, кто - чужой (ведь в деревне все знают друг друга) - опасен как враг. В то время как городская культура, напротив, на протяжении столетий, а в Европе уже во времена Средневековья вырабатывала правила толерантного существования между равнозначными и равносильными цеховыми образованиями, когда уважение к тому, кого ты не знаешь, зиждется на уверенности в его столь же уважительном отношении к тебе, полезности его деятельности и гарантиях безопасности поведения.

Зато жизнь бывших обитателей российских деревень, не успевавших адаптироваться к европейской городской жизни, на самом деле никогда не существовавшей в России в полноценном составе, была полна болезненных оппозиций между прошлым и настоящим, чужим и своим. Поэтому инфраструктура городской жизни в России пестрит примерами деревенского быта - лавочками у подъездов домов, на которых, как на завалинке, коротают время бабушки и мамаши с колясками; без преувеличения деревенскими дорогами в глубине городских массивов; массовым приобретением горожанами садоводческих участков - являющихся не только инструментом восполнения скудного дохода, но и играющих для многих роль потерянного рая, куда можно возвратиться летом, на выходных и т. д.