Владимир Царицын - Касатка и Кит

- Так впереди - куча выходных! - напомнил Женька. - Чуть не до старого Нового года отдыхать будем. Выспишься. Спать - это ерунда.

Сейчас мы с тобой накатим под гуська. Потом, если хочешь, кофейку

Наташка замастырит…

- Нет, - Латышев решительно встал из-за стола, - мне надо идти.

- Тебе скучно с нами стало? - с обидой в голосе спросила Наталья.

- Да ты, что, Наташа? - улыбнулся Никита. - Вовсе нет. Мне с вами всегда хорошо. Хорошо и спокойно. Но…, понимаешь, я, правда, что-то устал за последнее время, а мне еще надо парочку новогодних поздравлений по электронной связи отправить… - "Эх! Врать, так до конца, - подумал Никита, - Бог простит! Главное, не обидеть друзей".

И добавил: - Своим компаньонам из Норвегии. - Он вдруг увидел, что

Анфиса согласно кивнула, словно была в курсе его бизнеса и все знала о его компаньонах.

- Так отправь с компьютера моих пацанов, - предложил Женька. - У нас этот, как его? Интернет тоже имеется.

Латышев отрицательно покачал головой.

- Я пойду.

- Ну раз решил… А вот что! - вдруг обрадовался Женька неожиданно и вместе с тем закономерно появившейся мысли, - мы все тебя проводим.

- Да тут же недалеко, - подмигнул Никита, памятуя о Женькином недавнем бормотании.

- Все равно проводим. Заодно прогуляемся. А то погуляем, а ты возьмешь, да передумаешь своим норвежским корешам по компьютеру письма слать.

На улицах Полынограда царили шум и веселье. Казалось, из своих уютных теплых квартир в снег и мороз высыпали все жители поголовно.

Нет, конечно, людей было меньше, чем в разгар дня, но, темнота, своровавшая у города и у мира часть пространства, создавала иллюзию запруженности улиц и дворов. Все вокруг визжало, бабахало и взрывалось, в сугробы сыпались искры бенгальских и прочих огней, в черное звездное небо одна за другой уходили ракеты. Они уходили с визгом и взрывались там, в вышине, освещая крыши домов, шапки снега на козырьках и карнизах, счастливые, радостные лица людей на Земле.

Каждый взвизг и взрыв петарды сопровождался дружными криками: "Ура!

С Новым годом! Ура-а-а!"

Супруги Лещевы с Анфисой довели Никиту до самого крыльца его подъезда. Женька крепко пожал другу на прощание руку, долго тряс ее и настаивал на обязательной скорой встрече в новом году, только обязательно еще до рождества. А с рождеством определимся, сказал он.

Определимся, пообещал Никита. Потом Женька полез обниматься. Он был немного пьяненький; опьянел как-то вдруг и сразу. Пока шли до

Латышевского подъезда, Женька постоянно прикладывался к прихваченной им из дома плоской бутылочке коньяка. Предлагал Никите, но тот отказывался; что-то сегодня ему вообще пить не хотелось. А Женьке видать хотелось, вот он и набрался. А когда высвободил Никиту из своих объятий, его куда-то резко повело в сторону, и Наталья, как верная и добрая супруга кинулась за ним и, цепко ухватив за шкирку, удержала нетрезвого мужа на ногах.

- Ну ладно, Никита, - повернулась она к Латышеву, - поведу моего

"рыбака" баиньки. Дойти бы…

- А что? Я нормальный, - пьяно возразил Женька.

- Нормальный, нормальный, - ворчливо согласилась Наталья, - как всегда нормальный. Пошли уже! Смотри, только не падай, держись на ногах. - И, повернувшись к Никите, бросила ему на прощанье: - А ты давай, действительно, приходи к нам. Не теряйся, хорошо?

- Хорошо, не потеряюсь, - пообещал Никита.

- Жалко… - Наталья посмотрела на него, на Анфису, махнула рукой: - Жалко у пчелки. - И повела Женьку домой, крепко взяв его под руку.

Анфиса стояла рядом с Латышевым и грустно на него смотрела.

- А ведь ты ее знаешь… - сказала она тихо.

Никита тоже посмотрел на Анфису и промолчал. Не стал спрашивать:

"кого ее?". И так было понятно.

- И любишь. Вижу, любишь. Конечно…, ее невозможно не любить.

Повернувшись, Анфиса побежала догонять Лещевых. Наталья крепко и надежно фиксировала мужа, но он и сам практически не шатался. Втроем они исчезли за углом.

За спиной Никиты громко рванула петарда, но он даже не вздрогнул.

А может, не услышал. Он улыбался и о чем-то думал. Он что-то решил для себя, на что-то решился.

Светлана проснулась. На часах было десять. Десять утра. Еще рано, можно спать, да спать. Легли-то в седьмом часу.

Но что-то заставило ее проснуться. Что? Ведь так хорошо спалось, сон какой-то приятный смотрела. Он закончился? Сон? Она не помнила.

Проснулась и тут же забыла свой сон. Осталось только что-то теплое в груди. И поняла, сон был приятным. И не важно, что она не помнит, о чем он…