Райдо Витич - Игры олигархов

Его понять тоже можно. Какого парню узнать, что такое с его девушкой? У них же серьезно было. А теперь что? Не приходит.

- Еще придет, - тихо сказала девушка.

- Думаешь?

- Конечно. В себя придет и появится. Лариса как раз тоже… - вздохнула. - Пойду я.

- Да. Но ты приходи. Вы же с Ларочкой подруги не разлей вода. Ей сейчас важно, чтобы вместе были, чтобы как всегда. Ты не бросай ее.

- Не брошу. До свидания.

И поспешила выйти. Побрела по коридорам, потом по темному городу.

Еще один день прошел. Лариса его не заметила - его будто и не было для нее. Но и для Ярославы тоже. Они словно вместе провалились в какую-то яму и никак не могли выбраться.

С того дня отношения с подругами в институте стали портиться все больше. То ли Марина свою роль сыграла, то ли на Ярославу напавшая апатия дурно повлияла, только не было уже тех откровений и доверия, что были раньше между подругами. Даже этот маленький кружок разбился на мелкие осколки: Инна и Света, Марина и Люба, и Ярослава - одна.

Гриша тоже с того дня, как поссорились ни разу не появился, не позвонил.

Девушка часто брала телефон в желании позвонить самой, но то не знала, что сказать, то была неуверенна - надо ли, то гордость верх брала и телефон возвращался в сумку или на тумбочку.

Жизнь текла, как песок меж пальцев, а куда и зачем было неясно.

Все как-то посерело, потеряло смысл и как Ярослава не барахталась, не пыталась вытащить себя за волосы из трясины депрессии, как барон

Мюнхаузен из болота - не получалось.

Лешинский ждал звонка, но прошла неделя, пошла вторая, и к субботе он понял - не дождется.

Положенное перед ним Боксером досье на Суздалеву было хлипким и мало информативным. Родилась, училась, уехала. Ничего интересного, разве что два приметных факта - первая любовь, бурная и бунтарская, резко вспыхнувшая, потрясшая родителей влюбленных и закончившаяся как большинство подобных увлечений - ничем. Парень мило махнул ручкой своей "любимой", найдя следующую "любимую". У Ярославы сделать тоже самое не получилось.

Второй факт - ее кровь. Леший не ошибся, мать Ярославы была урожденная фон Клейвен, отпрыск обрусевшего и обнищавшего рода некогда близкого к Ганноверской династии.

Алекс захлопнул папочку и уставился на Виталия. Тот как обычно спокойно стоял и ждал дальнейших указания. Одно было не так - взгляд. Он не был бесстрастным и спокойным, в нем что-то пряталось от хозяина.

- Что-то не так?

Боксер изучил монограмму на стене над головой Лешинского и открыл рот:

- Ее подруга вряд ли восстановится.

Тааак, - Леший откинулся на спинку кресла и повертел по столу папку с досье. Уж не решил ли его начальник охраны преподнести ему сюрприз?

- Дальше?

- Еще одну из их компании пасут.

"Мне удивиться? Может он удивляется?" - уставился на мужчину.

- Решил вступиться? А ты кто?

- Никто.

"Хорошо хоть это понимает", - одарил его недовольным взглядом. И все же интересно, с чего вдруг Виталий решил подать голос и высказать свое мнение? Уж не намек это на бунт? С чего?

- Что-то новое для тебя?

- Конфликт с совестью.

- Ааа. Я прибавлю тебе жалование. Проблема исчерпана?

Боксер опустил голову.

- Эту - не надо.

Лешинский мысленно присвистнул - вот это новость!

- Почему?

- Она меня видела.

- И?

- Я уже рассказывал.

- Ах, да, вспомнил.

Алекс покрутился в кресле, обдумывая варианты и повернулся к мужчине спиной, уставился на инкрустацию деревянных панелей стены:

- Не в моих интересах, чтобы эту взяли в разработку волкодавы

Хелен. Она интересна мне.

- Это приказ?

- Да. Не пугай их, не мешай, но притормози. Пусть притихнут на время. Примерно на месяц. Этого мне хватит. Надеюсь, ты не против моего интереса к ней?

Вновь развернулся к мужчине.

Боксер явно смутился, отвел взгляд:

- Нет, - вышло почти жалобно.

"Хорошо хоть так. Значит, кусать руку хозяина не собирается. Он против клубных забав и только".

- Теперь твоя совесть спокойна?

- Да.

- Прекрасно. Где Ярослава может быть сейчас?

Боксер глянул на часы.

- Сегодня суббота, занятия заканчиваются в два.

- Институт.

- Да.

- Хорошо, иди. И позови Штольца.

- Сделаю.

Мужчина пошел из кабинета, чувствуя холодный взгляд хозяина ему в спину.

Лешинский сложил руки на груди и, крутясь в кресле, задумался - нехорошо, если Виталий начал проявлять свою волю, свои мысли вслух озвучивать. И ведь не дурак, знает чего это ему стоить может. Но сработала психологическая мина - познакомься с жертвой ближе и станешь частью ее, а себе больно сделать человек не может.