Виктория Токарева: Птица счастья

В Надькиной груди зажглась ответная теплота. Она смотрела на губернатора, и он показался ей красивым со своей чистой смуглой лысиной, чистыми и крепкими зубами. От него исходила мужская сила.

— Оставайся, — сказала Надька.

— А как же дети?

— Дети в своей комнате, мы — в своей.

— Я не могу…

— Не поняла.

— Я останусь только в том случае, если я на тебе женюсь. Тогда детям будет понятно — почему я здесь сплю.

— Ну так женись, — просто сказала Надька.

— А ты пойдешь?

— Пойду.

— А зачем это тебе? Ты молодая, а мне пятьдесят.

— Я всегда мечтала выйти замуж за Аристотеля Онассиса. Ты на него похож.

— Такой же маленький и лысый?

— Когда ты становишься на свой кошелек, ты самый высокий.

— Меняешь молодость на деньги?

— Нет. Меняю молодость на силу.

Иван Шубин поверил. Ему хотелось верить, и он поверил. Он никогда не чувствовал своего возраста, он только знал, что ему — пятьдесят. Но эта цифра не имела к нему никакого отношения.

— Останься, — попросила Надька.

— Нет. Я не могу на цыпочках, утром, как вор… Я мужик деревенский, простой. Мне гордость не позволяет.

— Странно…

Андрей уходил именно на цыпочках, именно как вор.

Надька забыла, что бывает по-другому.

Губернатор спустился на лифте. Консьерж посмотрел на него, в глазах стояло много чего. «Верный бериевец», — подумал Иван. Хотя для бериевца консьерж был молод. То поколение вымерло.

Губернатор вышел из подъезда.

Шофер тихо тронул машину.

— Я женюсь, — сказал Иван. Он доверял своему шоферу.

Шофер приподнял брови.

— Потому что если не сейчас, то когда? — спросил Иван.

Это был риторический вопрос, который не требовал ответа.

— А вы ее знаете? — поинтересовался шофер. Это был вопрос-предостережение.

— Я ее чувствую, — ответил Иван.

Чувство важнее знания.

Губернатор ушел. Надька позвонила Ксении.

— У меня новость, — сказала Надька.

— Ты беременна? — испугалась Ксения.

— Губернатор Шубин сделал мне предложение.

— Этого не может быть, — не поверила Ксения.

— Иван Савельевич сделал мне предложение, и я приняла.

Ксения долго молчала. Потом спросила:

— А что он в тебе нашел?

— Меня, — сказала Надька. — И себя.

Положила трубку и тут же набрала Нэлю.

— Я выхожу замуж, — сообщила Надька.

— Ты уже говорила.

— Не за Андрея. За губернатора Шубина.

— А где ты его взяла? — не поняла Нэля.

— Бог послал.

— На дом?

— Нет. До востребования.

— Когда?

— Вчера.

— И уже замуж?

— Когда СКЛАДЫВАЕТСЯ, то складывается сразу. Или никогда.

Нэля замолчала, как провалилась.

Похоже, что Надька права. Корявая Фрида прочно сидела в своей супружеской нише, и выковырять ее оттуда было невозможно. Да никто и не пытался.

Следующий звонок был Нине.

— Я выхожу замуж. За Онассиса.

— За грека? — удивилась Нина.

— За русского. У русских тоже есть Онассисы.

— А как же Андрей? — не поняла Нина. — Была такая любовь…

— Любовь бывает долгою, а жизнь еще длинней…

— Это слова из песни, — заметила Нина.

В Москву пришла поздняя осень. То подмерзало, то таяло. Губернатор предложил съездить в теплые края.

Чистое море плескало у ног. Надька сказала:

— Хорошо бы здесь иметь свой домик…

И домик у моря возник. Просто сказка о рыбаке и рыбке. Для этого понадобился один телефонный звонок губернатора. И закрутились адвокаты, нотариусы. Завелась налаженная машина. Надька ни во что не вникала. И вот это поразило больше всего: не надо вникать, брать в голову, напрягаться, доставать деньги, унижаться, харкать печенью… Можно просто стоять на берегу, втирать в кожу морковный лосьон. Каротин полезен для кожи.

Единственно неприятным оказался момент: ее укусила в грудь какая-то сволочь, грудь раздулась, как дирижабль. И второе: она называла Ивана Андреем. Значит, Андрей сидел в подсознании. И в сознании.

Когда вернулись, стало ясно, что квартира мала. Дети клубились во всех комнатах и были всегда.

Губернатор купил соседнюю квартиру. Соседи упирались, но губернатор предложим им условия, от которых они не смогли отказаться. И опять ходили какие-то люди, договаривались, оформляли, рабочие прорубали стену. Дети топотали в соседней квартире, как кони.

— А где мой папа? — спрашивал Лука.

— Он уехал, — отвечала Надька.

Но на самом деле уехала она. Отъехала от прежней жизни.

Андрей приучил ее к топтанию на месте: шаг вперед и два назад. А тут — рывок в космос, как ракета на Байконуре. Раз — и ты в другой галактике.