Аркадий Стругацкий: Ведьма

Марта рассказывает:

— ...И вот обмеряю я ее ниже пояса, а она мне: «Не прикасайтесь, — говорит, — у вас пальцы холодные...» А я ей: «Как же, — говорю, — не прикасаться, обмерять и не прикасаться?», а она ведь лавочница, лахудра, пальцы ей, видишь ли, холодны, а давно ли луком на рынке торговала?.. Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— А чего улыбаешься? Лежит и улыбается... Ну, чего улыбаешься? Чего тебе весело?

Он берет ее за руку.

— Ты знаешь, как я тебе благодарен?

— Так ведь и есть за что!

— Есть, есть...

Максим тянется через край кровати, подбирает с пола пиджак и достает из внутреннего кармана кубическую коробочку. Раскрывает ее и протягивает Марте. Там в лиловом бархатном гнезде сияет ослепительным камнем тонкое золотое кольцо.

— Ох! — произносит Марта, принимая подарок. — Неужели это мне?

— Тебе.

— Да что ты?

— Тебе, тебе. На память с благодарностью.

Марта достает кольцо, надевает на палец и любуется.

— Красота какая... Сроду у меня такой красоты не было. И дорогое, поди... Сколько стоит?

Максим привлекает ее к себе и крепко целует.

— Ты в миллион раз больше стоишь. Ты стоишь жизни моей. За такой подарок мне никогда не отдариться.

Марта нетерпеливо освобождается из его рук.

— Ну, это уж не надо. Так только в кинофильмах да в романах разговаривают. Жизни его я стою... Подумаешь, пожалела мужика, так он до сих пор слюни пускает...

— Так просто пожалела, и всё?

— Нет, конечно, и мне много радости от тебя было, я же не скрываю... Что же мне — тоже тебе что-нибудь подарить за это?

— Фу, Марта! Что ты такое говоришь?

— То-то и оно. Ты же просто землю рогами рыл. Даже страшно было. А в лесу как на меня накинулся? Помнишь? Ничего ты не помнишь.

Я уж думала — конец мне, раздавит, сожжет...

Она счастливо смеется.

— И ведь смотри... — продолжает она, отсмеявшись, не замечая, каким отчаянным и страшным взглядом он смотрит на нее. — Я и думать не могла никогда, что со мною такое может быть. Я ведь не девочка, да и тебе за пятьдесят... Ах, Максим, так хорошо было, так хорошо!

Максим садится и опускает голые ноги на пол.

— Было... — горько произносит он. — Почему же было?

— Да потому что... было! Не век же нам миловаться? Побаловались, порадовали друг друга, пора и расходиться. Я как раз нынче хотела тебе сказать: я уезжаю. Тетка у меня старенькая в Заречье, совсем на ладан дышит, меня зовет... Да ты не огорчайся, неужели мало тебе было?

Пауза. Затем Максим тяжело произносит, глядя под ноги:

— Да, понимаю. Что ж, ты права, наверное. Ты ведь ведьма, целительница... Сделала свое дело, спасла человека... Можно и расходиться.

Марта изумленно смотрит на него, затем растерянно обводит взглядом комнату, снова смотрит на него.

— Постой, постой... Кто я?

— Ведьма... Целительница...

— Что-то я тебя не пойму никак. Какая я ведьма? Я портниха, а не ведьма...

Максим кричит:

— Ты меня исцелила! Притворяешься, что ли? Я же смертельно болен был, а ты меня исцелила!

Марта встает.

— Ну, знаешь ли... Исцелила... Ну и славно. Не понимаю я твоих заумных речей. Здоров теперь?

— Да, здоров!

— Вот и славно. Вина выпьешь?

— Да погоди ты со своей выпивкой! Слушай... Иди сюда... — Он хватает Марту за руку и сажает к себе на колени. — Марта, Марта, родная ведьма моя, ты меня можешь выслушать?

— Могу. Только не тискай меня так, у меня синяки от тебя на боках... Ну, пусти.

Она освобождается от его объятий и пересаживается на стул. Максим некоторое время молчит, собираясь с мыслями.

— Не буду настаивать. Может быть, тебе запрещено об этом... Не мне у тебя домогаться... Но за себя-то я говорить могу, не правда ли? Так вот: после того... после нашего лесного чуда я стал другим человеком. Честно скажу: от отчаяния тебя преследовал, от ужаса перед мучительной смертью, таким я с тобою лег, встал человеком, которому нет никого дороже тебя...

Он грохается перед ней на пол голыми коленями.

— Я тебя люблю. Марта. Я жить без тебя не могу. Можно, я всегда буду с тобой?

Она с любопытством и отчуждением смотрит на него. Глядит на кольцо на пальце. Снимает кольцо и бросает перед ним.

— Тра-та-та! — произносит она. — А еще профессор. А еще философ! Встань, коленки запачкаешь... хотя я только утром полы мыла... Ну сам подумай: чего мелешь? Семейный человек, жена, ребенок... Сам же говоришь, что завалил меня от отчаяния, потянуло, значит, попастись на лужок, ну что ж, это бывает. И хватит. Всё в порядке, ты сыт, и я сыта. Забирай свое колечко и иди. Следующей весной, если опять невтерпеж будет, приезжай ко мне в Заречье, не прогоню. Сама знаю: весной щепка на щепку лезет... А то ведьма, исцеление, надо же придумать, чтобы перед собой оправдаться...