Франц Холер: Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения [Сборник]

— Я слышал, тебя же вынудили отдать камеру? — сказал я.

— Только ту, которую заметил дворецкий, — ответил фотограф, — но мою камеру со спичечную коробку, которой я фотографировал каждый раз, когда закуривал сигарету, я благополучно принес домой. Снимки вышли на редкость четкими, я вчера еще немного порылся в архивах прессы, и теперь я знаю некоторых из этих персон, кто они такие. Вы очень удивитесь, кто там и с кем среди этих пострадавших.

— Будь осторожен, Армии, — сказала дама-режиссер, я тоже присоединился к этому предостережению.

— Скажи-ка, — спросил его юрист, — когда ты идешь в окружную прокуратуру?

— В следующий вторник, — сказал фотограф.

— Хочешь, я пойду с тобой?

Фотограф внимательно посмотрел на него.

— Спасибо, — сказал он, — это было бы, пожалуй, весьма кстати.

— Чтобы не было у нас лишних вопросов, — добавил юрист, — без гонорара.

— Об этом не может быть и речи, — сказал фотограф, — и чтобы не было лишних вопросов, я плачу его тебе заранее. Прямо сейчас.

Он достал из кармана брюк свой бумажник, вынул оттуда одну монету и сунул ее в ладонь юриста.

— Отлично, — сказал тот, разглядев свой гонорар, — я иду с тобой!

Эта история, в которую я уже сам порой не верю, случилась со мной уже довольно давно, и я считаю себя вправе поведать ее сегодня.

Я долгое время не бывал в Париже, и вот однажды я снова оказался там на несколько дней. Этот город каким-то странным образом кажется мне чужим и близким одновременно, чужим, так как я там бываю не часто, близким, так как я хорошо знаю этот город по литературе, песням, по фильмам или по рассказам других людей. Такие названия, как Монмартр, Бастилия, Елисейские поля, Люксембургский сад или Иль де Франс, звучат для меня так же доверительно, как и те знаменитые горные вершины, о которых известно, что они лежат где-то в тумане альпийской панорамы, но восходить на них лично никому лучше не пытаться.

Итак, Париж мне близок, хотя я его не так уж хорошо знаю, я могу прогуливаться по нему и на одной из его великолепных площадей могу посидеть и помечтать на скамейке, почитать книгу, и тогда у меня бывает так хорошо на душе, что я только со временем замечаю, что сижу перед зданием Сорбонны. Париж для меня всегда полон неожиданностей, порой я не верю, что Люксембургский сад есть на самом деле, а не выдуман Райнером Марией Рильке.

Собор Парижской Богоматери — когда я видел его в последний раз — видел ли я его действительно хоть раз на самом деле, а не только на цветных открытках, и эти странные птице-люди, которыми украшены его башни и галереи, видел ли я их воочию? Я не могу этого сказать по чести, так же как не могу утверждать, что я взбирался на Эйфелеву башню, или что именно в Лувре я стоял перед Моной Лизой великого Леонардо.

Когда в тот августовский день, задрав голову, я рассматривал башни Собора и видел, как там наверху туда и сюда снуют люди по галерее, связующей эти башни, я загорелся желанием оказаться среди них и заглянуть в глаза этим каменным сказочным бестиям, нахохлившимся там наверху. Я доверчиво следовал за табличками, которые приглашали к подъему на башню, но потом меня испугала очередь, которая показалась мне бесконечной. Так как у меня не было планов на следующий день, я решил рано утром появиться здесь еще до открытия ворот, что однажды я уже проделал, чтобы успеть посетить сокровищницу английской короны.

Решение оказалось верным. Когда я за двадцать минут до открытия подошел к воротам, там было всего только двое немцев, и, пять минут спустя, за мной появились первые японцы, которые тут же на другой стороне улицы стали попеременно фотографировать друг друга в скользящих лучах утреннего солнца.

Итак, я оказался в первой группе, которая поднялась по крутым лестницам на башню и к большим колокольным стропилам, и тогда я увидел этих, созданных фантастами из предыдущих веков птице-людей, которые уставились на город внизу так, как будто это они воздвигли его своей мыслью и могут в любой момент вернуть в небытие всю эту панораму.

Самая высокая доступная точка находилась на второй башне, и когда я поднялся туда по узкой винтовой лестнице, я с удивлением обнаружил, что я, очевидно, здесь уже не первый, так как кто-то спускался сверху мне навстречу.

Это был мужчина, весьма неприятной квадратной формы. Он оглядел меня, как будто я уличный разбойник, а он здесь для того, чтобы очистить это место от подобных типов, а вслед за ним, спотыкаясь, спускалась дама, я сначала увидел только ее туфли на высоких каблуках и затем ее красивые ноги. Ее лицо еще не попало в мое поле зрения, когда ее нога слегка поскользнулась на одной из выщербленных каменных ступеней и дама с тихим вскриком упала в мои объятья.