Сергей Довлатов: Иная жизнь

Соседом оказался негр в замшевых туфлях и малиновом клубном пиджаке.

– Вы откуда? – спросил Красноперов.

– Из Южной Родезии, – ответил чернокожий, доставая портсигар.

Сигарета, как тонкая белая леди, поникла в его огромных руках.

– О, Южная Родезия, – повторил Красноперов, – там неспокойно?

– Еще как, – ответил негр, – просто жуть! Однажды я ехал на мопеде к своей девчонке. А из джунглей как выскочит тигр! Да как бросится на меня!..

И снова достиг Красноперова отголосок чужой, непонятной, таинственной жизни. Он расслышал грохот накаленных солнцем барабанов. Увидел пробковые шлемы, блестящую от крокодилов воду Замбези. И полосатых тигров, грациозных, хищных, самоуверенных, как девушки на фестивале мод.

«Чужая жизнь, – подумал Красноперов, – тайна».

Это было сразу после войны. В квартиру постучался нищий. Накануне праздновали мамин день рожденья. Все решили, что вернулся Мухолович доедать заливное.

Мама отворила дверь, растерялась. С тревогой оставила нищего в прихожей, где лежали меховые шапки. Дрожащими руками налила стакан «Алабашлы».

Нищий ждал. Он был в рваном плаще. Следов увечья не было заметно.

Нищий молчал, заполнив собой все пространство отдельной квартиры. Гнетущая тишина опустилась на плечи. Тишина давила, обжигала лицо. От этой тишины ныл крестец.

Мама вынесла стакан на чайном блюдце. Нищий, так же глядя в пол, сказал:

– Я не пью, мамаша. Дайте хлеба…

Потом Красноперов часто видел нищих. Как-то раз в пригородную электричку зашел человек. Он развернул бесстыжие меха гармошки и запел:

Вас аятнадцать копеек не устроят, Мне же это – доход трудовой…

Это был фальшивый нищий, почти артист. А вот того парня, без следов увечья, Красноперов запомнил. И тишину в коридоре. И обмерших зажиточных родителей…

В этот момент пилот обернулся и спросил:

– Налево? Направо?

Мгновение был слышен четкий пульс компьютеров.

– Направо! – закричали те, кто уже летал по этому маршруту.

В Орли Красноперова поджидал собкор «Известий» Дебоширин. Его манерам соответствовал особый генеральский падеж, который Дебоширин использовал в разговоре.

– Как чувствуем себя? – поинтересовался он.

– Отлично, благодарю вас.

– А выглядим неважно.

– Все-таки дорога.

– Может быть, у вас просто интеллигентное лицо?

– Не исключено, – смущенно выговорил Красноперов.

Они пересекли залитую солнцем гладь аэродрома. На шоссе их поджидала машина.

– Куда ехать, мсье? – спросил шофер.

– В Париж, – ответил Дебоширин.

– А где это? – спросил шофер. – Налево? Направо?

– Ох, уж это мне французское легкомыслие, – проворчал Дебоширин. И вслух указал:

– Поезжайте на северо-запад.

– А где тут северо-запад? – удивился шофер. – Я в этих местах полгода не был.

– Идиот! – простонал Дебоширин.

– Тут все изменилось, – сказал шофер, – новый кегельбан открыли у дороги. Где теперь северо-запад, ума не приложу.

– А где он был раньше? – спросил Дебоширин.

– Там сейчас багажный конвейер, – ответил шофер.

– Вон Эйфелева башня, – закричал Красноперов, – я ее сразу узнал. Прекрасный ориентир!

– Какая еще Эйфелева башня, – возразил шофер, – да ничего подобного. Это станина для американской баллистической ракеты.

– Поезжайте, – сказал Дебоширин, – сориентируемся в дороге.

Они летели по узкому и ровному, как выстрел, шоссе мимо густых зарослей жимолости. Ветки с шуршанием задевали борта автомобиля. Белые, сияющие воды Уазы несли изысканный груз облаков. Иногда дорога сбрасывала гнет полосатой запутанной тени кустарников. И тогда солнце отчаянно бросалось под колеса новенького «Рено».

У обочины косо стояла машина. Хозяин, нагнувшись, притирал клапана.

– Как ехать в Париж? – спросил Дебоширин. Хозяин шевельнул губами и кончиком сигареты указал направление.

– Разворачивайся, – сказал шоферу Дебоширин. Они развернулись и поехали дальше. Вдоль шоссе стояли дома под красной черепицей. Белели окна, задернутые легкими марлевыми шторами.

– Шестнадцать лет живу в Париже, – сказал Дебоширин, – надоело! Легкомысленный народ! Все шуточки у них. Ни горя, ни печали. С утра до ночи веселятся. Однажды я не выдержал. Лягнул себя ногой в мошонку. Мука была адова. Две недели пролежал в больнице. Уколы, процедуры. Денег фуганул уйму. Зато душою отдохнул. Почувствовал себя, как дома. Пока болел, жена удрала с шофером иранского консульства графом Волконским. С горя запил. Все дела забросил. Партийный выговор схватил. Зато пожил, как человек. По-нашему! По-русски!..