Сергей Четверухин - Жи-Ши

И некому зажечь спичку! Нет буйных! Ни среди правых, ни среди левых! Революция – словечко из далекой и нездешней истории. Некому зажечь! Ни в ком нет ритма и страсти!

Я выхожу на Кампо деи Фьори. Пожиратель огня, единственный из оставшихся артистов, дует свое лицемерное шоу для трех-четырех припозднившихся туристов. Памятник Джордано Бруно стыдливо отворачивается, будто прислушавшись к моим мыслям. Какой я, к черту, мыслитель! Экшн! Это у меня всегда получалось лучше! Я знаю, как надо! Выхватываю из-за пояса у клоуна-пожирателя-огня бутылочку со спиртом, подбегаю к статуе Джордано и опрокидываю содержимое на себя. Откуда-то в голову приходит экспромт, которым я, крикливо, делюсь с публикой:

Зажигалка в руках. Кремень. Огниво. Пламя вспыхивает. Я вспыхиваю. Я зажег. Я зажег!

Только великодушному синьору Челентано было под силу погасить этот огонь. Если бы синьор Челентано вышел в этот момент на площадь, расстегнул штаны и помочился бы на мой факел. Но Челентано не имеет привычки ссать на Кампо Деи Фьори…

28 августа 2007 года

Милая Королева!

Я все еще не верю, но это случилось. Мое зубастое Величество ко мне вернулось. Я снова живу! Вспоминай меня. Приятно было переписываться. И не забудь о налогах для своих музыкантов. Распустились…

Нет, я не трус, но и к самоубийству не имею склонности. Поэтому когда Антон Афонович предложил встретиться, я начал настаивать на том, чтобы это произошло в людном месте.

– Я не против, – спокойно произнес он. – Где?

От волнения я замешкался, не в силах припомнить ни одного подходящего местечка, в котором ночью во вторник было бы многолюдно.

– Может, на вокзале? – выручает меня Белкин дядя.

– Хорошо, только я сам назову вокзал. М-м-м… пусть будет Ленинградский. В центре зала…

– В четыре часа, – говорит он и отключается.

Оставшиеся два часа до встречи я пытался унять дрожь в ногах и читал письма Славы английской Королеве. Они были написаны более разборчивым почерком, чем его дневник. Они были другие.

Конечно, я приезжаю раньше и начинаю нервно кружить по сонному царству передвижников. Все, кого я вижу вокруг, – спят. На редких сиденьях, на чемоданах, стоя, прислонившись к колоннам. Пассажиров не более двух десятков, ночью поездов почти нет, ближайший и единственный до шести утра – через сорок минут. Похоже, в это время суток многолюдных мест в Москве просто не бывает. Я успокаиваю себя тем, что милиция не должна спать по долгу. Еще выскочив из дома, я твердо решил, что, при малейшей опасности, поднимаю тревогу и любым способом добиваюсь задержания этого… елочного маньяка.

Он появляется незаметно. Кто-то касается сзади моей руки, я оборачиваюсь и сталкиваюсь с ним. Что обычно говорят крутые сыщики из детективов в этот момент? Лично у меня пересыхает в горле.

– Почему вы… сделали это? – только и могу повторить я свой телефонный вопрос.

– Я вам отвечу, – начинает он вкрадчиво, – только сначала вы ответьте мне… – он снова берет меня за рукав, но я резко отдергиваю руку. – Извините… Вам не стоит меня опасаться. Если бы я хотел убить вас, то сделал бы это еще там… около студии Гвидо.

Конечно, я догадался, кто был мой вчерашний душитель, как только понял, что Белкин дядя убил продюсера. Потому и выбрал людное место, потому и ходил здесь, нервно потея и покрываясь «гусиной кожей», будто еще чувствовал его руки на своей шее.

– Не бойтесь, я вам не враг, – повторяет он успокаивающим тоном, – у меня вообще нет врагов… Так ответьте, как вы меня вычислили? Я в принципе догадываюсь…

– Очень просто, – теперь уже я беру его за рукав кожаной курки и слегка приподнимаю, обнажив запястье, помеченное изображением еловой ветки, – я видел вашу татуировку в кабинете у Ройзмана, когда вы постоянно сморкались в платок. Точно такой же фетиш исчез из студии Гвидо сразу после его гибели…

– Я не сморкался, – поправляет он, пристально глядя мне в глаза своим холодным немигающим взглядом, способным парализовать волю, – это был не насморк, у меня шла кровь из носа. Это с детства. Когда сильно волнуюсь, идет кровь. А она у меня очень редкой группы… – он не сводит с меня гипнотизирующего взгляда.

И тут до меня снова доходит. Асфальт, который мыли с порошком! Это было пятно крови, только не Славиной крови…Редкая группа крови…течет в моменты волнения…