Виктор Левашов - Выбор жанра

— Курей нажрутся, и фе-фе-фе, фе-фе-фе! — ворчал он, поднимаясь к себе в кабинет.

Весной отец выбивал в Литфонде для себя и матери льготные путевки на два срока в Ялту, дача оставалась в полном распоряжении сына. Очень удобно, когда есть деньги. Когда денег нет, как-то все равно. В одно прекрасное августовское утро Валентин привычно сел за машинку, но вдруг понял, что смотреть ни на что не может: ни на «Эрику», ни на вставленный в каретку лист, ни на свои наброски на пыльном столе. Все вызывало отвращение. За окном разгорался погожий день, весело чирикали какие-то птахи. Они тоже вызывали отвращение. Было только одно место, где он хотел бы оказаться: Дубовый зал ЦДЛ, морозная скатерть, знакомая официантка Зиночка. «Привет, Валя! Как всегда? Коньячку двести?» «Триста!»

Триста. Легко сказать, когда в карманах жалкие рубли и мелочь. Валентин посидел у телефона, раздумывая, у кого бы перехватить полтинник или хотя бы тридцатку. Пустой номер. Кто не отвечал, а те, что отвечали, сами мучались с похмелюги. Ну что за паскудная жизнь! Довели страну!

Оставалось последнее средство. Валентин поднялся в кабинет отца, стены которого от пола до потолка были увешаны книжными полками. Отец подписывался на все собрания сочинений, скупал в Книжной лавке писателей на Кузнецком мосту все новинки, но сам ничего не читал. Это давало сыну возможность при острой необходимости изымать по несколько книг и сбывать их знакомому букинисту. И ни разу не случалось, чтобы отец заметил пропажу. Сейчас и была такая необходимость.

Валентин оценивающим взглядом окинул стеллажи. За Драйзера много не дадут, Драйзера полно. Фейхтвангер? Может быть. Десятитомник Алексея Толстого? Хорошо бы. Но чем заполнить дырку? Неожиданно заметил на самой верхней полке длинный ряд увесистых томов в синем переплете. Господи Боже мой! Полное собрание сочинений Ленина. Последнее, пятое издание. В 55-ти томах. Мало ему было четвертого издания в 44-х томах! Все равно ни разу не открывал! Мысль неторопливо двигалась дальше. Если вместо четвертого издания стоит пятое, то куда же делось четвертое? Стопки перевязанных шпагатом коричневых книг обнаружились в чулане под лестницей. Удачно. Если отец хватится, можно сказать: выбросил. Не солить же!

Валентин придирчиво осмотрел добычу. Тома новенькие, незатертые, как будто только что из типографии. По рублю за книгу дадут? Должны. Сорок четыре рубля. Годится. Дубовый зал ЦДЛ начал обретать реальность. Сложив книги в просторный абалаковский рюкзак, с которым в юности ходил в турпоходы, Валентин зашагал к электричке. При том что ростом и силенками природа его не обидела, он взмок, пока доволок до платформы увесистое, прямо таки свинцовое, ленинское наследие. Даже невольно зауважал основоположника. Это надо же столько накатать! Писали не гуляли. И когда успевал? Добравшись наконец до букинистического напротив Детского мира, у памятника первопечатнику Федорову, облегченно передохнул: все, мучения кончились.

Старшим продавцом в этом магазине работал Гоша. Книги у Валентина он брал не на комиссию, а за наличные. Конечно, что-то сам на них наваривал, не без этого, но отношения были взаимовыгодные, всех устраивали. Гоша встретил Валентина весело, даже оживленно потер руки: ну-ну, показывай, чем порадуешь. Но при виде уже первых коричневых томов, извлеченных из рюкзака, с удивлением спросил:

— Это что?

— Как что? — в свою очередь удивился Валерий. — Книги! Полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина. Четвертое издание. Все сорок четыре тома. Новые, муха не сидела. Отдам всего за сороковник.

— Валя, это не книги.

— А что?

Гоша наклонился и доверительно сообщил:

— Макулатура. Иди сюда, кое-что покажу.

В подсобке жестом предложил полюбоваться. Все полки были заставлены знакомыми синими томами. Их было сотни.

— Пятое издание? — догадался Валентин.

— Оно. Прямо беда. Приносят уважаемые люди, не брать нельзя. Берем, а потом мучаемся. На складе не повернуться. Знаешь, сколько с начала года продали? Ни одного! А сколько продадим до конца года? Ни одного!

— Куда же вы их деваете?

— В конце года спишем. Как неликвид. И в типографию под нож.

— Значит, не возьмешь Лукича? Даже за тридцатник?

— Даже даром. Извини, старичок, ничем не могу помочь.

Валентин взвалил на плечо рюкзак и вышел из магазина. Для очистки совести дотащился до другого букинистического, на Кузнецком мосту, где тоже была знакомая продавщица. Здесь и вовсе разговора не получилось.