Илья Масодов - Черти

Стрелял Терентий, вылезший из калитки своего двора. Клава услышала, как снова щелкнул переводимый затвор, и нырнула в заросли лопухов по другую сторону дороги. Теперь она не видела Терентия и не могла его убить. Стараясь не наступить босыми ногами в крапиву, Клава стала осторожно красться навстречу врагу. Скоро сквозь листья она заметила жердь плетня и остановилась. Клава слышала, как жужжали мухи, и Терентий шел лопухами прямо на нее, хорошо чувствуя вкусный запах пропотевшего детского тела. Тихонько, мелкими шажками, Клава стала смещаться немного в сторону, чтобы убить его первой, и вдруг заметила две склонившиеся для прыжка человеческие тени в зарослях душных стеблей. Клава мгновенно клохнула в сторону теней, и это была ее ужасная ошибка, потому что они не упали замертво, сминая листья, а в тот момент, когда Клава удивилась их живучести, Терентий обрушился на звук из лопухов и со всей силы ударил девочку кулаком в ухо. Клава свалилась на землю, как оглушенная рыба. А тени — то действительно были люди, только не живые, а всего лишь насаженные на колы для провялки трупы продотрядовцев.

Проснулась Клава в темноте, привязанная веревками к лежащей на земле колоде. Лицо особенно остро чувствовало холодную, пахнущую бочкой, сырость, потому что было мокрым. Рядом с Клавой был свет, и сидел тот самый мужик с мотающейся башкой, который пристрелил Петьку, наверное, это он вылил Клаве на лицо воды.

— Меня зовут дядя Терентий, — урчаще произнес мужик, заметив Клавину сознательность. — А тебя?

— Клава, — пошевелила губами Клава. Губы были мокрыми, и она сразу облизала с них пересохшим языком отдающие тиной капли.

Терентий прислонил к Клавиному рту обод металлической кружки. Гниль и железо вошли в Клаву вместе с холодной водой. Она дернулась, но веревки крепко, до боли, вцепились в тело.

— Развяжите, — попросила Клава.

— Нельзя, — вежливо ответил Терентий. — Ты уже большая, убежишь.

Клава посмотрела на него. Терентий же, мерно побалтывая лбом, глядел ей куда-то в рот: так узко было поле его спокойных минеральных глаз. Клава забыла от удара по голове свое простое слово и не могла убить Терентия, да и не хотела. Жестокое, отвратительное животное, тяжелая жаба или еще что, сидело на ее сердце — то была надежда, что Терентий ее изнасилует. Клава сладостно сжалась от страха перед выворачивающей болью, по размеру Терентия она определила, насколько свирепой будет эта боль. Толстенная елда, жесткая, как дерево, полуобморочно подумала Клава, и сердце ее заколотилось с неистовым бешенством.

Терентий взял рукой упавшие на землю волосы Клавы и потер их в земляных своих пальцах. Сейчас, сейчас, сейчас, — стучало в голове Клавы, и не было больше другой мысли у нее в голове. Сейчас он навалится на меня, начнет больно мять своими большими руками, лапами своими начнет мять, выдавливать кости, сейчас он навалится на меня, а то еще и укусит. Лицо Клавы немного сморщилось в предчувствии укуса тяжелых челюстей Терентия, и она открыто задрожала, больше не в силах сдерживаться.

Терентий же и не думал даже насиловать Клаву, более того, встретил бы он кого-нибудь, кто насилует детей, сразу бы убил. Мучительство приносило ему одну душевную скорбь, и он считал его бессмысленным и лишним на свете. Даже за Богом Терентий не признавал права никого мучить, за мучение человека он Бога презирал, сам же сыновей порол всегда недолго, хотя и сильно, потому что длительное страдание, думал Терентий, только душу истощает, а пользы от него никакой нет. Заметив, что девочка дрожит, Терентий потрогал напоследок пальцем кожу у нее на щеке и потащился во тьму, унося свет на лучине вместе с собой.

Клава осталась одна, она ерзала на неудобной колоде, спина болела, и голова тоже ныла от ушиба кулаком. Потом по ней стали ходить два таракана, и Клава заплакала от омерзения, тараканы что-то искали на ней, да никак не могли найти, все ползали и ползали. Потерпев какое-то время, Клава стала кричать. На крик ее в погреб снова влез с лучиной Терентий, он прогнал с Клавы тараканов и удавил их руками на земле, а потом стал кормить девочку сухим яблоком, давая ей откусывать каждый раз, едва она проглатывала предыдущий кусок.

— Мне спине больно, — пожаловалась ему Клава.

— Потерпи, родимая, — вздохнул Терентий. — Днем лавку сделаю, к лавке тебя привяжу.

— Отвяжите вы меня, — снова попросила Клава. — Я не убегу.