Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

"В годы первой мировой войны Гессе написал несколько статей о Достоевском. В одной из них, "Мысли об "Идиоте" Достоевского", он косвенно высказал соображения и по поводу своего творчества. Герою

Достоевского, князю Мышкину, писал Гессе, свойственно особое

"магическое мышление". Человек, им обладающий, видит правоту противоположных суждений, осознает права как высокого, так и низменного. В этом эссе, как и во многих других статьях и художественных произведениях Гессе, мелькает понятие "хаос". Мотив

"мужественного сошествия в хаос" – один из важнейших в "Степном волке". Представление о хаосе у Гессе связано с его занятиями восточной философией и восходит, в частности, к китайской классической "Книге перемен". Однако хаос – то состояние, когда мир теряет четкие очертания и противоположности сходятся, – соотнесен писателем и с сознанием современных людей (например, с сознанием

Гарри Голдера из "Степного волка"), и с кризисом эпохи. При этом хаос означает не только распад; он понимается скорее как беспорядок, не исключпающий возможность нового творчества. Если человек не мог опереться на непоколебимые нравственные заповеди, если таковых для него больше не было, то, отдав себе полный отчет о хаосе в мире и в собственной душе, он должен был искать новую опору. Там, где обесценивались одни истины, писал Гессе в статье об "Идиоте"

Достоевского", могли возникнуть новые.

Гессе оиентировался на "наличное" – стимулом для развития человека должно было стать его желание, или, как называл это писатель в одноименной статье 1919 года, "своенравие". В естественных желаниях людей, полагал Гессе, могут без насилия соединиться две стороны человеческой натуры – сознание и стихия бессознательных импульсов. Человек, говорилось в романе "Демиан", может фантазировать сколько ему угодно. Он может, например, вообразить, что хочет на Северный полюс. Однако "обоснованно и достаточно сильно желать я могу лишь тогда, когда желание целиком скрыто во мне самом, когда все мое существо им наполнено".

Во всех героях Гессе есть эта готовая распрямиться пружина.

Вместо напряженного уравновешивания противоречий, отличавшего героев во многом близкого Гессе Томаса Манна, все они так или иначе предпочитают крайность, безоговорочность, абсолютность. Как говорится в романе "Степной волк", каждый из них в принципе готов стать развратником или святым, а не мучительно уравновешивать в себе эти две живущие в каждом противоположности. Впечатляющие страницы романа посвящены обличению мещанства как "всегда наличного людского состояния", когда люди пытаются соединить крайности – служить богу, но и дьяволу, "быть добродетельным, но и пожить на земле в свое удовольствие". Подобного рода "равновесие", защищающееся людьми "со слабым импульсом к жизни", конечно не было похоже на героический труд овладения противоречиями, как понимали задачу своей жизни многие персонажи Томаса Манна. И все-таки, пожалуй, лишь Леверкюну – герою "Доктора Фаустуса" (1947) – свойственна та отличающая персонажей Гессе целеустремленность, за которую платят жизнью. Они – героические жертвы своего "своенравия", своей судьбы.

Казалось бы, изложенные идеи далеки от политики. И все же они имели прямое к ней отношение. Человек, сформировавшийся как личность, "пришедший к себе", подчинившийся не чужому, а собственному закону, обладал, по мысли Гессе, большей сопротивляемостью по отношению к любой, в том числе и фашисткой, демагогии.

За самым абстрактным и отвлеченным сам славившийся отвлеченностью Гессе хотел усмотреть первичное – чувства. Трескотня прессы, официальная идеология и ее язык, писал он в годы Веймарской республики, бессодержательны потому, что не соприкасаются с главным и фундаментальным – желаниями миллионов людей. Недоверчивое отношение Гессе к Веймарской республике было основано именно на том, что она не отражала сознательной воли народа. Низведение общих политических вопросов до желаний человека и человечества, их

"своенравия", было в его руках инструментом социальной критики и беспощадного разоблачения".

Н. Павлова. Из предисловия к сборнику Германа Гессе.

"Быть добродетельными, но и пожить на земле в свое удовольствие".

Людей, всерьез встревоженных личной порочностью я еще не встречал.

Попадаются только те, кто озадачен целью жить припеваючи. Сам такой.

"Наша судьба зависит от наших нравов". Если так, то что такого натворили мои братья, родители, если бог, – опять же если он существует, – так поступил с нами? За какие грехи придумал он для нас беготню с препятствиями? Тщательно сегодня припоминая, сия тема не сильно преследовала меня в те годы – сам по себе вопрос представлялся лишенным перспективы к разрешению. Никаких зацепок, – одни только бессодержательные ссылки на превратности судьбы.