Тряхнет головой Таня, а косички не шелохнутся.
Утраченное гложет нас исподволь крохотными кусочками. К выпускной линейке остаются только косички с бантиками.
…Месяц спустя после выпускного вечера я увидел фотографию
Репетиловой. Таня улыбалась. На обратной стороне фотки синими чернилами надпись:
"Другу Нуртасу на память от Тани. 25.У.63 г.".
"Другу на память". Аккуратная. Ни одного лишнего слова. Не один год вместе учились, – могла бы и позаковыристей подписать. Хотя вполне могло быть, что друг для друга они остались всего лишь друзьями. Как бы там ни было, но больше всего теряет тот, кто остается.
Между собой родителей мы называли Валерой и Ситком. Папа брился наголо с юности, почему одно время имел кличку Лысенко. Но появился в ростовском СКА полузащитник Валерий Фисенко, который рифмовалася с
Трофимом Лысенко – мы стали называть отца Валерием Фисенко. Позже фамилия отлетела, остался Валера.
Маму Шеф называл битком.
Когда папа удивился, что дети называют его Валерой, мама сказала:
– Билмийым…Маган тоже аты койган. Биток, Ситок…
Так получился и Ситок.
С родителей продолжилась традиция давать клички и окружающим.
…С противоположной стороны двора заселился дом на семь подъездов. В первом подъезде поселились Колдунья и Маркиза.
Таня Камышова училась заочно в нархозе и работала в промтоварном магазине. Ленивая в движеньях блондинка издалека похожа на Марину
Влади. Доктор назвал ее Колдуньей. Камышова ничего не имела против
Кодуньи – за подмеченное сходство с Мариной Влади Камышова была благодарна Доктору. Подкатывали к Тане чуваки от семнадцати до сорока. Колдунья никого не отшивала и оттого возникала неясность: есть ли вообще человек, кому по-настоящему можно было надеяться на сердечность Тани.
От Колдуньи Ситок пребывала в ужасе. Если дурдом мама называла домдоргом, то Колдунью она перебезобразила в Голдон.
Доктор донес Колдунье на маму.
– Знаешь, как тебя называет моя матушка?
– Как?
– Голдон.
Камышова вздрогнула.
– Голдон? Что за Голдон?
– Колдунья.
– По-казахски, что ли?
– Почти.
Колдунья оглядела себя с головы до ног. Вздохнула.
– Вечно ты Доктор со своими кликухами… А что если кто услышит про твой Голдон? Что я скажу?
…Маркиза переехала в новый дом с писателем Рахой. До недавних пор двадцать лет была замужем за партработником среднего звена и имела от него сына с дочерью. Бросила Маркиза семью не с бухты-барахты. У Рахи регулярно выходили книги и по грубым подсчетам на писательской сберкнижке собралось более десяти тысяч.
Общественность осуждала Маркизу. "Бросить мужа и детей из-за денег, – делилась с мамой бывшая подруга Маркизы, – непростительно".
Я не мог заставить себя смотреть в глаза Маркизы не потому, что тетенька слыла большой ветренницей. И даже не потому, что у нее была чудовищно огромная голова при чрезмерно низеньком росте. А все потому, что у соседки были противно глупые глаза.
Маркиза зачастила к нам домой. По полдня матушка с Маркизой оппивались до одури чаем и болтали. О чем они болтали? Конечно, о деньгах. У кого сколько и кто где их прячет.
Доктор подкалывал маму.
– Нашла себе подружку…Маркизу ни в один приличный дом не пускают…Ей место на Доске позора. Ты ее тоже к нам не пускай, а то она всех нас испортит.
Матушка принимала подколы за чистую монету и огрызалась.
– Урме! Маркиза неплохая.
Раха колотил Маркизу. Колотил душевно. Подружка прибегала жаловаться маме. Однажды она влетела на кухню с фингалом на пол-лица. Мама вызвала милицию.
У дома напротив собрались соседи. Пьяный Раха заперся в квартире и с балкона пятого этажа осыпал ругательствами всех и вся. В том числе и ЦК Компартии Казахстана. Приехала милиция и руководство операцией мама приняла на себя. Мильтонам она велела спрятаться под подъездный козырек, сама же выманивала злодея на улицу.
– Раха, ты хороший… – Матушка, задрав голову, взывала к уму и чести писателя. – Ум у тебя есть? Совесть у тебя есть? Есть. Тогда выходи. Тебе ничего не будет… Поговорим…
Раха хоть и был на кочерге, все прекрасно понимал. Он плюнул и крикнул:
– Идите все на х…!
Мильтонам надоело торчать под козырьком. Да и вообще, мало ли что синяк? Скандал то семейный. Они тоже плюнули и сквозь мамины уговоры сели в машину и уехали.
Матушка с Маркизой осыпали бранью милицию и пошли к нам домой.
Я зашел в детскую. Вовка Коротя, Мурка Мусабаев и Шеф пили вино.
Читать дальше