Андрей догнал меня, и мы с ним, как бы в припадке забывчивости, удалились в парк.
"Руслана" все еще не было. "Ну как же так! – огорченно воскликнула я, обращаясь к подполковнику Степаненко. – Зачем же вы вызвали меня? Я даже не успела поесть". "Ну кто же знал! – ответил он, разводя руками. – Сообщили, что вот-вот приземлится, я боялся, что ты опоздаешь". Я уже собралась снова уезжать в Москву, чтобы вернуться ночью, но потом подумала, что в поздний час мне не удастся пройти на территорию аэродрома незамеченной. Один из летчиков стал рисовать мне схемы поиска дырок в заборе, через которые обычно лазят все, кому не лень. Но схемы были так запутаны, а дырки так ненадежны, что я решила остаться.
Я поспрошалась с Андреем, и он укатил в Москву, а мы снова уселись на полосе ждать самолет. Сгущались сумерки, мы тихонько по тягивали из фляжки коньяк, закусывая его прихваченным) кем-то из дома бутербродами, а металлические птицы, с вое' рассекая воздух, садились и взлетали.
Только в десять часов вечера приземлился ",_. у меня дух захватило от его колоссальных размеров. Это был целый завод на колесах с огромным цехом в металлическом пузе. Трудно было представить, что такая громадина способна оторваться от земли. Началась грандиозная погрузка вертолетов. Меня отвезли в служебное помещение, чтоб я не путалась под ногами.
Слоняясь без дела и от скуки читая объявления на стенах, я нечаянно подслушала разговор между представителем фирмы, владеющей самолетом, и работником Министерства обороны, отвечающим за отправку летчиков. Представитель, потрясая списком пассажиров, говорил примерно следующее: "В списке 4человек.
Кислородных баллонов всего сорок. Девчонку придется не брать". Я подошла ближе и вмешалась в разговор:
– Вы что, хотите сказать, что я не полечу?
– По-видимому, так, – ответил "фирмач". – Я тут ни при чем. Лично против вас я ничего не имею. Мне все равно, кто полетит. Я отвечаю за безопасность пассажиров – если баллонов сорок, значит, отправим только сорок человек. Если хотите, можете отстранить от полета хоть командира экипажа, чтобы освободить себе место.
Если это вам, конечно, удастся, – добавил он ехидно.
Я сделала испуганные глаза, ищущие покровителя:
– Что же мне делать?
– Не знаю, – отрезал "фирмач". Потом более мягким тоном продолжил: – Все, чем я могу вам помочь, – это отвезти вас в Москву, поскольку сейчас время позднее и автобусы не ходят. И то я могу это сделать только в час ночи, так что вам придется подождать в моей машине.
Я была в отчаянии. Я предприняла все бесполезные шаги – беготню по аэродрому, эффектные слезы, переговоры с большими начальниками. Но все напрасно. В полночь, совершенно обессиленная борьбой и театральными истериками, я села в машину представителя фирмы и стала ждать. На меня навалилась усталость этого трудного, долгого-долгого дня. Я закрыла глаза и с наслаждением затянулась сигаретой. Я так измучилась, что нервы утратили чувствительность, и мне уже было наплевать, лечу я или нет.
К машине подошел Николай, я сделала страдальческое лицо. Он наклонился к открытому окну и сказал:
– Даша, мы тут посоветовались и решили, что ты полетишь.
– Каким образом? – спросила я, выпустив изо рта облачко сигаретного дыма.
– Мы сняли с рейса одного бортинженера. Он оказался лишним.
– Как это – лишний? – воскликнула я, от удивления стряхивая пепел прямо на свою голую руку.
– Ну, в общем, он там не нужен. Этот бортинженер был запасным, и мы решили, что как-нибудь без него обойдемся.
– Представляю, как он меня возненавидел, – задумчиво сказала я.
– Нет, мы ему ничего не говорили про тебя, – поспешил с ответом Николай.
– Ага! Значит, это все-таки из-за меня.
– Не совсем. Но я за тебя отвечаю и должен доставить тебя в Камбоджу. А за бортинженера не переживай, он человек военный и ко всему привыкший.
– Спасибо вам огромное за вашу заботу, – сказала я с искренней теплотой в голосе. – Будь у меня силы, я бы вас расцеловала от радости.
В два часа ночи погрузка была в разгаре. Сверкали ночные огни летного поля, гудели грузовые машины, кричали люди, стараясь голосом перекрыть металлический лязг и грохот. Меня уложили спать на втором этаже самолета, куда я поднялась по крутой высокой лестнице. У меня не было сил, чтобы умыться, и я сразу упала на кровать. Мне казалось, что я уже вижу за чертой серого горизонта свет далекой страны. // августа. Утром я проснулась в полном одиночестве, с трудом совершила обряд омовения и смены белья в узком туалете. Потом я собралась спуститься вниз, но обнаружила, что лестницу убрали. Через люк я видела, что погрузка продолжается, и попыталась докричаться до людей, стоящих прямо подо мной, но быстро охрипла.
Читать дальше