Владимир Царицын - Дерево Серафимы

– Володю хорошо помню. У него, кажется, родители пили?

– Пили. И он пить стал. Потом на иглу сел. Мне Борька звонил, сказал, что Вовка от передозировки умер. Звал на похороны, но я тогда в командировку уезжал. Не смог прийти.

– Жалко Володю, – задумчиво сказала Сима. – А девчонки?

– Ни о ком ничего не знаю.

Борьки еще не было в назначенном месте. Но мы с Симой и пришли раньше шести. Мы стояли, я ей рассказывал о себе. В основном, о работе, об учебе в институте и о службе в армии, не о женах же своих рассказывать женщине, которую собираешься трахнуть через какие-нибудь полчаса? Ровно в восемнадцать ноль-ноль появился Борис.

Он еще издали увидел, что я не один, а с дамой, и подходил к нам, важно подняв кудрявую голову, на ходу оценивающе, но как ему казалось, незаметно разглядывая Симу и максимально, насколько позволяли его сто килограммов с хвостиком, втянув живот.

– Боря стал похож на Карлсона, – шепнула мне Сима.

– Да? Наверное…

– Привет, – подошедший Борька протянул мне свою пухлую руку, поставив чемодан у ног, – с девушкой познакомишь?

– Так вы знакомы, – сказал я.

Борька еще внимательней посмотрел на Симу, но не узнал.

– Здравствуй, Борис, – улыбнулась Сима, – я Серафима Оленина.

– Серафима? – задумчиво. – Оленина? – еще более задумчиво. И вдруг радостно: – Симка?! Косуля?!!!

Точно! Косуля. Так некоторые, в том числе и Борька звали Симу. Я только сейчас вспомнил это ее прозвище. В нем был намек на фамилию

(Оленина – Олениха – Косуля) и на небольшую азиатскую раскосость в глазах, мало заметную тогда, а сейчас и вовсе невидимую.

– Косуля, – согласно кивнула Сима, она тоже вспомнила свое школьное прозвище, – собственной персоной.

– Косуля! – заорал Борька от переполняющего его счастья и прижал

Симу к своему необъятному животу. – Игнат, ты ее где взял? Косулю, где нашел, спрашиваю? – захлопал он своими густыми и длинными, как у девушки ресницами. – Косуля, а ты где была? Где пряталась? Ты же куда-то в восьмом классе свалила. Не то в Москву, не то в Ленинград.

– Я теперь живу в Америке, – сообщила Сима, и я узнал это одновременно с Борькой. – В США. А здесь проездом.

– Ух ты! Ни фига себе! В штатах! Ну, ты даешь! – запричитал

Борька. – Эх, ребята, сейчас бы… в кабак, встречу отметить. Да не могу, ехать надо. Паровоз под парами. И путевка… Эх, жалко! Ну,

Игнат, ну, сволочь ты! Такую бабу отхватил! Да еще и американку. А чего раньше молчал? Это значит, я уезжаю, а ты тут с Косулей остаешься? И будешь без меня встречу с ней праздновать? В моей квартире? Водку, небось, пить будете? Или виски? Ты, Косуля с собой виски привезла? Белую лошадь? Джек Дэниэлс? – продемонстрировал

Борька свое знание крепких американских спиртных напитков. – А может, мне билет сдать к чертовой матери? А, ребята?

– Не успеешь, – улыбнулся я. – И путевка у тебя к тому же.

– Да, – Борька, спохватившись, посмотрел на часы. – И путевка у меня… Пора. А жалко. Ну, бывайте, я погнал.

Он крепко сдавил кисть моей руки, так, что хрустнули косточки, поцеловал Симу, хотел в губы, но она повернулась щекой и, легко подхватив чемодан, помчался к зданию железнодорожного вокзала. У входа остановился и, помахав нам свободной рукой, крикнул:

– Удачи вам, ребята!

Сима посмотрела на меня и спросила:

– Он нам пожелал удачи в сексе?

– В Советском Союзе люди занимаются не сексом, а любовью, – произнес я фразу, которая через два года сильно упростившись, прозвучит на телемосте СССР-США и станет знаменитой.

"В СССР секса нет!".

Ни что так не запоминается, как глупость.

Вчера долго не мог уснуть.

Лежал и прислушивался к себе, к тому, что у меня происходит внутри, в теле. Доприслушивался до того, что стал ощущать, что сердце работает как-то не так. Временами колотится, будто хочет выскочить из груди, а временами затихает и почти останавливается.

Самовнушение? Это же надо довести себя до такого состояния! А главное – зачем? Вроде свыкся с мыслью, что скоро умру, так зачем я себя слушаю? Может, все-таки не хочу умирать? Может, страшно умирать? Кое-как я добрался до кухни и проглотил пилюлю, прописанную доктором Малосмертовым. Эти капсулы – не лекарство, обычный биостимулятор, говорил он. Лечебного эффекта не имеют, а качество жизни повышают. Качество какой жизни? Той, которой у меня нет? Пора, подумал я, пора эти пилюли хранить не на кухне в шкафчике, а в спальне, рядом с кроватью или в кармашке пижамы. Скоро с кровати вставать не буду. А потом умру. И все закончится. Слабость превратится в легкость, и слушать мне себя не придется…