Сергей Юрский - Выскочивший из круга

Хляп-с! Опять свет врубили. Длинный чего-то объявил, и заработала уже горячая группа, с электрогитарами, с ударником. А эти опять ходят с тарелками, с рюмками. Но тут уж некоторые пошли двигаться. И смотрю – ёёёё! – Веста моя с каким-то хмырем дергается. Блин! Я и забыл про нее! Ничего двигается. Даже очень ничего! Но только… я хочу, чтоб она для меня двигалась, а не…

…Стоп! Чувствую – все, она мне нужна и прямо сейчас. Иду к ним.

“Кончай прыжки, – говорю, – дома допрыгаешь!”

А хмырь: “Э-те-те!.. Так нельзя, ты не надо…”

Я говорю: “Надо! Очень надо! – и Весте: – Едешь или осталась насовсем?”

Она сразу – цоп! – и повисла на мне. Улыбается и хмырю машет ручкой: “Извините, Анатолий Борисович, уезжаем! Привет вашей сестре, Алле Борисовне!” Вв-о! Всех по имени и отчеству знает.

Я ее тащу на себе, одновременно вызываю по мобильнику своего Андрея, чтоб подавал машину, и мы гоним через пустой город, полтретьего ночи. За двадцать пять минут доехали. А больше бы я и не дотерпел. В дом вбежали, и тут уж я… …Не-е-е-т! Я еще мужик! Ох, что было! Но и она баба! О-о-о-х! Сколько мне еще жить? Вот так бы! Да подольше!

Я вернул Горелика на фирму. Я сказал ему – звони через пару дней, он не позвонил, гордость, видать. Я ему сам позвонил. Ясно же было, что он не то чтобы на мели, но спустился на много пунктов. И я ему кинул веревку – давай, подтяну тебя. Как всегда, он мудрил, ускользал, но понял, что у него шанс. И вот был первый разговор, и он вернулся на фирму – вторым лицом после меня. Я его поднял.

Теперь вопрос – зачем? А вот зачем: меня лихорадило. Буквально. До того, что руки тряслись и глаза бегали, никак нельзя было установить их определенно. Все время чувство, что опаздываешь, что вот сейчас все убегут, а ты останешься. С тех пор, как захлебнулась эта налаженная жизнь с Зубочисткой, с пушечкой, когда впереди было определено полторы сотни лет, я стал ловить вот эти полгода, которые я совсем пропустил. Надо было наладить связи, я же всех вокруг потерял, а для этого надо было тусоваться. А тусовка теперь, после всего, что было за полгода, казалась жутко скучной. И еще… Веста. Я с ней стал так… плотно жить, она меня сильно раздухарила… чего-то в ней было… особенное. И тут тоже надо признаться (я ведь честно говорю!) – я ее ревновать стал! Она ко мне как-то липла и в то же время выскальзывала. Иногда куда-то исчезала, и я тогда психовал. И опять же это чувство – опаздываю! Чего-то не сделаю, и уведут бабу.

Ну, и бизнес… Я вообще крепко себя ощущаю, ситуацию всегда в руках держу. Но несколько раз поймал себя – делаю, блин, ошибки. На ровном месте мажу. И еще усталость. Стал уставать. Вот и проблема. Хочу просто лежать, спать, а не могу – все трясется, – опаздываю, чего-то пропускаю. И сна нет.

По врачам пошел, а это такая трясина – время теряешь, нервы еще хуже, да и деньги страшенные. А деньги и вообще считать надо, а теперь, когда меня Максимильян Геннадьевич, царство ему небесное, так крепко вытряс, особенно.

Я вернул Горелика на фирму. Вообще народ у меня надежный, проверенный. Семь лет работаем, и текучесть почти нулевая. Но это ж все исполнители, я же сам должен все держать. А меня повело – я откровенно говорю. Мне надо догнать полгода. Надо отпустить себя! Как у меня отняли эти триста лет впереди, я все время в цейтноте. У меня нервы, у меня Веста, я ни от чего не могу получить удовольствие, а при этом фирма, и надо все держать. Не буду темнить (решил все выкладывать, значит, так все и говорю!), тылы налажены: Копенгаген, Женева, Лондон – там у меня лежит что надо, и с правильной защитой. Это фирма так и сяк кое-чего варит через офшоры, а то, что личное, – только на солидной основе. Выше себя прыгать не хочу, а в свою меру я уже прыгнул. На жизнь хватит. На всю жизнь!

И вот опять жуткий вопрос – сколько ее будет, всей жизни? Если еще пара десятков и точка, тогда думать нечего – всё на месте, и кому надо останется. А если не пара десятков, а пара сотен годков, тогда что? Вот и думай! Можно все закрыть и уйти. Даже навар будет. Но я же видел, как это случается. Я в кругу! И круг этот вращается, и спрыгнуть нельзя. Страшное дело! Скорость невероятная. Я видел, как люди (серьезные люди!) спрыгивали, то есть отходили в сторону. По болезни или со страху. Спрыгивали с большим запасом. И, вроде, уцелели, и весь запас унесли, а ни хрена! Тут же все рушится, земля из-под тебя уходит на фиг. Либо каюк, то есть отдает концы, либо полный ноль. Полный! Страшное дело! Выпрыгивать из круга – это смерть. Точно!