Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

Вот уже третий год подряд каждый день ему приносили живую рыбу. А кот давно мечтал о рыбе, которая была бы ради разнообразия уже заранее мертвой. Чтобы можно было бить ее о стену и подбрасывать в воздух самыми неожиданными способами, не опасаясь того, что эта тупая скотина трепыхнется в самый неподходящий момент и испортит тщательно рассчитанный трюк… В идеале рыба должна была быть замороженной. Мерзлой, твердой и, черт возьми, потрошеной. Поскольку нет ничего более непредсказуемого и неуправляемого, чем эти живые рыбьи потроха…

Живая Рыба Валентина лежала на полу около миски и уныло глотала воздух. Ей было ужасно обидно — всю молодость она мечтала умереть в битве с настоящим Котом, о котором так много писали в героических книгах для мальчиков. Конечно позже, в зрелом возрасте, глупые мечты юности слегка позабылись, уступили место заботам о чудесной икре, наметанной от местного потомственного карася. Но где-то в глубине души все равно жила уверенность в том, что черт бы с ней, с обыкновенной жизнью — но умирать обязательно нужно красиво. Не метаться по поверхности брюхом вверх, подцепив срамного солитера. Не забиваться под камни, чтобы там тихо протухнуть от старости. Нет. Живая Рыба Валентина мечтала быть взятой живой на небо, и там умереть в неравной битве с Котом, жестоким и беспощадным, сильным и неутомимым…

Так однажды в субботу утром, когда последний ее малек вырос и уплыл за своей женщиной, Живая Рыба Валентина подплыла к берегу и совершенно сознательно заглотила спущенного с неба на прозрачной нити червя… Она летела в это небо, помогая себе плавниками, она крепче сжимала губами крючок, она сама тянулась в руки рыбаку. Она смотрела сквозь целлофан на воспетое в героических легендах пшеничное поле… И вот теперь Кот не захотел с ней сразиться.

Прошло десять минут — кот за это время успел напиться молока, съесть украденный со стола хозяйский соленый огурец и поймать муху. Теперь он лениво дремал в углу. Живая Рыба Валентина тихонько умирала — один ее глаз уже совсем высох, в другом болью отдавался каждый удар живучего рыбьего сердца… "Как грустно," — думала Живая Рыба Валентина. "Как, оказывается, насквозь лживы все эти героические книги для мальчиков"… И ей вдруг так захотелось вернуться в родной пруд, проглотить там первого попавшегося солитера и так пошло, так бесстыдно, так банально — но все же всплыть вверх брюхом… Из последних сил она дернулась, выгнула застывшую спину, развела залипшие жабры — и сплюнула откуда-то из горла еще живые обрывки последнего своего червя.

Кот приоткрыл левый глаз на звук, повел носом, зевнул и лениво поднялся. Жизнь продолжалась. Люди в соседней комнате вот уже 15 минут занимались любовью — кот рассчитывал чуть позже изловчиться и все же украсть у них использованный презерватив. Проходя мимо Живой Рыбы Валентины, он на секунду остановился, обнюхал выпавшие из нее обрывки червя, тяжело вздохнул — и задвинул ее застывшее мертвое тельце в пыльную щель между полом и холодильником.

Алёны сидели на ветвях и с самого утра сегодня лизали рыб. Корзины с вылизанными до блеска карпами, окунями и щуками работники уносили в город, на продажу. Мрачные безымянные рыбаки приходили раз в час, вываливали улов на брезент, несколько минут молча отдыхали в тени дерева — и опять уходили на реку… День был — не сказать, чтобы очень уж теплый и солнечный, а так — среднестатистический, как август. Конечно же, дул ветер — иначе мы не смогли бы ничего разглядеть за полчищами мух…

Алёна Игрунова, как самая здесь старшая и опытная, лизала по большей части речных окуней. Сегодня лизание проходило медленно — около обеда Алёна порезала язык о застрявший в окуневой губе рыболовный крючок. Язык распух и кровенил, и каждую четвертую рыбину из за этого приходилось отправлять в брак.

Окуни были разнокалиберными, скользкими, сопливыми и колючими, и пахли почему-то соляркой, как «Икарусы». Периодически попадались слепые особи, и тогда Алёне приходилось с отвращением сгрызать с их глаз бельма. Если бельмо по каким-либо причинам не сгрызалось, нужно было аккуратно высосать испорченный глаз и заменить его на запасной — взятый с бракованной рыбы.

Бока окуней приходилось вылизывать очень быстро, иначе тушки застывали и совершенно переставали гнуться. Вылизывая одного окуня, необходимо было уже думать о том, как будет вылизан следующий, а приступая к следующему — не забывать о предыдущих. Так вылизанные окуни сплетались в памяти Алёны в бесконечную нить истории, и прошлое ничего не значило без настоящего, и настоящее было лишено смысла без будущего…