Владимир Митрофанов: Врачу, исцелись сам!

До начала утренней конференции оставалось всего-то минуты три. В коридорах началось обычное кишение персонала, идущего на так называемую "пятиминутку". Оставалось только на ходу накинуть халат и войти в конференц-зал в самую последнюю минуту. Кивок коллегам:

"Всем привет!"

Ровно в девять появился начмед, чернявый мужчина лет сорока со своим "кондуитом" в руках (сам Главный лично проводил только большие общие конференции по понедельникам – делал накачку на всю неделю).

На большой конференции в понедельник собирали чуть не весь персонал клинической больницы, включая и сотрудников двух кафедр медицинской академии, располагавшихся на этой базе. Главный врач, как человек восточный, да и к тому же поднявшийся с периферии, чрезвычайно ценил людей ученых и особенно научные звания, сам защитил не так давно кандидатскую диссертацию и теперь, говорят, будто бы писал докторскую. Заведующие кафедрами обещали ему в этом помочь, поэтому он их всегда поддерживал. Впрочем, поддержка эта, как говаривали опытные люди, могла продлиться только до защиты, а потом, не исключено было, что она так же внезапно могла и закончится. К слову припоминали тут и печальный опыт бывшего заведующего курсом эндоскопии хирурга-профессора Жернова Михал Михалыча, который будто бы лично написал главному всю его кандидатскую по лечению язвенной болезни, и вскоре после защиты его путем каких-то косвенных интриг выперли и с кафедры и из академии на пенсию. Как говориться, "мавр сделал свое дело, мавр может уйти". Кафедралы это все прекрасно понимали и поэтому делали главному докторскую уж очень потихоньку, никто особо не спешил и с этим делом не суетился. Кстати, говорят, именно под эту работу на больницу закупили самую современную диагностическую аппаратуру и лабораторные анализаторы. Куплено это было, естественно, за счет городского и федерального бюджета, но ведь чтобы купили именно тебе, а не другому, тоже нужно расстараться, подмазать кому следует.

Первыми на "пятиминутке" традиционно доложились дежурные врачи отделений Начали, как всегда, с приемного, потом докладывал кто-то с хирургии (кажется, с абдоминальной) с перекошенным лицом. Затем уже свой, с терапии, бодрый, хотя и несколько помятый Леша Жизляев (в народе просто Жизляй) долго зачитывал список, кто из больных наблюдался и почему обращался. Борисков знакомых фамилий не услышал

– из своих пациентов, слава Богу, никому хуже не стало, и никто за ночь не умер. Кого-то там из других, не его, палат рвало, были температурящие и так далее. Итоги начал подводить начмед и опять одно и то же: "У нас мало платных услуг! Мало терапия зарабатывает денег! Дождетесь, что будет сокращение!" Сам он был для этого времени года (конец марта) ненормально загорелый и свеженький – только что из Египта (об этом проболталась секретарша главного) – и зарплата, кстати, у него-то была по сравнению с простыми врачами куда большая (это уже бухгалтерша трепанула). Борисков тоже, может быть, за такую зарплату рыл бы землю, стращал бы людей.

Начмед вообще ездил за границу довольно регулярно, так как состоял членом совета какой-то общественной организации с незапоминающимся названием что-то типа "Медицина за здоровый образ жизни" или вроде того. У них в программе три раза в год стояли плановые съезды-конференции: осенью – обычно в Турции; в конце зимы – в

Египте; а потом, кажется в мае, они собирались провести конгресс где-то в Южной Европе, а где – еще не решили – то ли в Ницце, то ли на Родосе. Борисков как-то случайно услышал диалог людей из этой организации:

Женщина (заинтересованно): – Где будем собираться весной? Есть предложение – в Венеции.

Мужчина (морщась): – Ну, я не зна-а-аю… Если честно сказать,

Венеция мне уже надоела. Ты же знаешь, я не люблю Венецию.

Борисков сам в Венеции никогда не был, но любил ее заочно, и когда хаяли Венецию, это ему не нравилось.

Понятно, что какой-то особой научной программы никто там не проводил – народ просто ездил отдохнуть. Конференция была лишь официальным легальным поводом уехать, оформить командировку и просить деньги на поездку у спонсоров – обычно фармацевтических компаний. Брали туда с собой и жен и любовниц. Пить начинали уже в аэропорту, пока в Шереметьевском накопителе ждали посадки. Напитки всегда традиционно закупали там же – в магазинах Duty-free: карвуазье, хенесси, бэйлис, рэд лейбл и еще какой-то коньяк с петухом на этикетке. Один знакомый Борискова как-то по случаю попал в одну такую поездку, рассказывал ему: "Пьянка началась в самолете еще при перелете туда, сразу как только взлетели, а закончилась – в самолете при перелете обратно в Москву, когда многие переблевались, даже юная девочка-секретарша".