Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам!

Если определять их отношения, то Давид был просто институтский приятель. Сказать, что он был друг, как-то язык не поворачивался. В

России понимание слова "друг" несколько другое, нежели на Западе.

Там словом друг называют любого человека, с которым у тебя дружеские или приятельские, а иногда и просто хорошие отношения. Иногда он вел себя, как казалось Борискову, очень странно и неадекватно. Как-то на практике им поручили отвезти на исследование в другой корпус неврологического больного. Больной был после инсульта, сидел в кресле, говорить не мог. Нужно было спустить его по пандусу.

Борисков пошел вниз первым, а Давид застрял наверху, потом вдруг закричал ему: "Эй, Серега, держи его!" Ему не пришло в голову ничего лучшего, как отпустить кресло-каталку своим ходом. Кресло, разгоняясь, покатилось с горки. Борисков на всю жизнь запомнил вытаращенные от ужаса глаза несчастного больного, и то, как он еле-еле действующей ногой пытался как-то тормозить, а коляску из-за этого потащило в сторону, и она едва не перевернулась. Насилу

Борисков ее поймал. Это в общем-то было в стиле Давида, и он бы удивился, если бы ему сделали замечание: "А чего тут такого-то?" С этим Давидом они не раз влипали в самые неприятные истории. Куча приключений, по рассказам, была с ним и на военных сборах в

Кронштадте. Там Давид там стал курить в строю, а потом послал подальше сделавшего ему замечание коменданта гарнизона: "А ты, на хрен, кто такой вообще?", – что имело опять же серьезные последствия для всех. И все равно его тянуло к Давиду – в нем было то, чего не было в Борискове, – та самая бесшабашность и отчаянное бесстрашие, что в Игоре Гамове. Те черты, которые в самом Борискове начисто отсутствовали. Так однажды во время практики Давид переспал прямо в больнице с чьей-то чужой женой, которая там работала буфетчицей, причем женщина была старше его лет на десять. Ужас заключался в том, что в это самое время, когда те занимались сексом прямо в буфете,

Борисков всеми усилиями отвлекал мужа этой самой буфетчицы, который упорно рвался к ней и повторял: "Да где же, где же она?"

Борисков в принципе не смог бы такого проделать. Его утонченная нервная конституция требовала для интимной близости определенных комфортных условий. И, прежде всего, тишины и уединенности. Он не мог бы, как некоторые, трахнуться, например, с чужой женой на кухне, затыкая ей рот полотенцем, чтобы громко не стонала, пока ее муж смотрит в другой комнате футбол, и еще во время этого дела с ним переговариваться: "Вася, какой там счет?"; или, скажем, со стюардессой в туалете самолета, – у него просто ничего бы не получилось. Впрочем, он и не пробовал.

Давид со своим характером вечно попадал в разные неприятные истории. Так однажды ни с того ни с сего он выступил на соревнованиях по рукопашному бою за одного парня по фамилии

Пономаренко. Тот, увидев своего противника, испугался и хотел с соревнований добровольно сняться. Давид, будучи по природе довольно крепким физически, тут же влез выступать за него. И выступил. Бой шел в шлемах, под которым его узнать было довольно трудной, и он выиграл нокаутом. За судейским столиком что-то заметили и приказали бойцу снять шлем. Давид упорно шлем не снимал, делая вид, что не слышит. Но кончилось тем, что шлем сняли и его с позором изгнали, а победу присудили тому побежденному им парню, который, впрочем, был избит страшно. И таких историй было множество, а Давиду все было как с гуся вода. Борискову даже казалось, что люди на таких, как он, людей даже не обижаются.

Они были чем-то похожи: Давид и Игорь Гамов. Хотя с Гамовым, казалось, было все гладко, Борисков ждал неприятностей каждый день.

И вот однажды это чуть не случилось. У центрального входа остановились два джипа. Оттуда высыпали целая толпа черноголовых мужчин в кожаных куртках. Почему-то казалось, что все они вооружены, хотя оружия явно видно не было. Но прошло буквально всего две минуты, как у въезда на пандус появилась машина УВО, которая остановилась не в самой близи, но в пределах прямой видимости. Никто из той машины не выходил, но экипажи джипов, народ явно отвязный, как-то потоптались, потоптались, сели назад в свои тачки и уехали.

Видимо позвонили хозяину, и Джама не рискнул вступать в открытое столкновение – дал отбой. Не исключалось, что милиционеры сидели в машине со взведенными автоматами, и тоже ждали команды от невидимого наблюдателя, а за углом стоял целый автобус ОМОНа. В это задрипанном автомобильчике УВО могли сидеть вооруженные до зубов профессионалы, и еще несколько их располагаться на соседних крышах. Если бы бандиты влезли в перестрелку, их могли бы перебить мгновенно. Рисковать