Кристиан Остер: Свидания

Причиной ее отсутствия мне представлялся мужчина. Мужчина сильный и горячий, ради которого она ушла вот так, бросив все. Ну или, конечно, несчастный случай. Что, если Одри уже нет в живых? Тогда она не вернется. Мне пришло в голову, что и Клеманс тоже могло не быть в живых. А я бы этого и не узнал. Или узнал позднее. Когда-нибудь. Узнал бы, что она умерла. Я предпочел лечь.

Утром страусы поднялись рано, как, впрочем, и мы все. Я видел их в окно, а за их вольером автомобильную пробку на набережной Сен-Бернар. Страусов автомобили, похоже, не волновали, нас тоже, у всех начинался рабочий день, Симону надо было отправить детей в школу, а потом спуститься к зверям. В дверь позвонил служитель, вернее, служительница, вошла, как к себе домой. Познакомься, это Люси, она, вообще-то, по орангутангам, но мы здесь, знаешь, все широкого профиля и всегда подменяем друг друга. Эдме лежит в полной прострации, сказала Люси, ничего не ест, не знаю, что и делать. А, Эдме, сказал Симон. Лучше тебе обратиться к Полю, я за Эдме не следил после отъезда тигров.

Тигры, значит, уехали, отметил я про себя. У меня Анди и барсы, продолжил Симон, с ними, видишь ли, совсем другие отношения, говорю тебе, Эдме меня уже и не помнит, серьезно, обратись лучше к Полю.

Люси молча покачала головой, и я понял, что у Симона и тут начинаются сложности. Ему, бедняге, только этого не хватало. Наконец, она ушла, потом дети надели рюкзачки и поцеловали нас.

Чувствуй себя свободно, сказал Симон, а мне надо вниз, можешь пойти со мной, хотя нет, лучше не надо, к Анди сейчас не подступиться, оставайся тут, если хочешь. Будь как дома.

Интересные дела, ответил я ему. Думаешь, ты один работаешь?

А правда, Симон хлопнул себя по лбу. Я вообразил, что ты в отпуске.

Обстановочка такая, ответил я.

А про себя подумал: да спал ли он? За завтраком говорили мало, все внимание уходило на мальчиков, на возню с тостером, распределение ножей для масла. Джем протек сквозь тосты, пришлось вытирать стол. На пороге, где мы стояли вдвоем, собираясь разойтись по делам, я предложил Симону заглянуть к нему вечерком и, если он не против, вместе с ним опять подождать Одри. Я не утверждаю, что она благодаря этому вернется, уточнил я на сей раз.

Буду рад, ответил Симон. Но не знаю.

Зато я знаю, подбодрил я его. Тебе надо выговориться. Я буду рядом.

И похлопал его по плечу. Давненько мне не доводилось хлопать мужчину по плечу. Это на меня хорошо подействовало.

Мы расстались в вестибюле, я спустился с крыльца, побрел через зверинец мимо розовых фламинго. Я мало видел на свете зрелищ прекраснее, чем загон с фламинго в Ботаническом саду, - розовые птицы прохаживаются вдоль воды по зеленой лужайке за каменной оградой, - но тут я вспомнил, что я один, и у меня заныло сердце. Потом я вышел из зоопарка через южный вход с восьмиугольной будочкой, даже не взглянув на кенгуру, и двинулся направо по улице Кювье, а затем Жюсьë к станции метро.

Я хорошо поработал в этот день. Удивительно, до какой степени работа способна поглощать наше внимание. Особенно телефон. И особенно когда звонят тебе. Тут нужна реакция. Разумеется, отвечал я собеседнику в трубку. (И позволял себе крутануться все-таки на вращающемся кресле.) Разумеется, я могу сократить срок. Нет ничего невозможного. Но вы не желаете ничего для этого сделать. Я имею в виду не вас лично, а Манесье. Вы можете мне объяснить, почему он до сих пор не разобрался с триста пятнадцатым? Не говоря уже о двести девятом, нет, о двести девятом я предпочитаю не говорить. Вчера я опять получил три совершенно одинаковых факса. Мало того что Манесье не набирает сотрудников, у него и те, которые есть, делают все одно и то же, при такой системе теряется уйма времени. И вы меня просите сократить срок. Я, конечно, попытаюсь что-нибудь сделать.

За весь день я не передохнул ни минуты, только сэндвич проглотил, еще, правда, выпил кофе с Мартой из шестьсот третьего, мы столкнулись нос к носу в баре, я ее уже с полгода не видел. Марта была в скверном настроении, и, что ей сказать, я не нашелся. Я скорее склонен сам поддаваться чужому отчаянию. С Симоном другое дело, его проблемы меня, в сущности, даже устраивали. Но взваливать на себя еще проблемы Марты - увольте. Мы чуть не поссорились, когда я ей сказал: постой, Марта, это твоя жизнь, и я тут ни при чем, парня этого я не знаю, может, он даже и очень хорош, я не верю твоему горю, слишком давно ты плачешь, здесь есть над чем призадуматься. Мы было поссорились, но я вдруг почувствовал, что она мне чем-то близка. И положил руку ей на плечо. Она этим не воспользовалась, не прижалась головой. Эка погорячился, сказал я себе, с жестами надо бы поосторожней. Не прикасаться к женщинам чуть что. Контролировать себя.