Никола Ре: И это только начало

Он пытается починить свой мопед на парковке возле школы. Сегодня «Трето де Франс» дает спектакль в Паси-сюр-Эр. У меня в рюкзаке среди тетрадей лежит письмо, ждет, когда я наберусь смелости выпустить его на волю.

- Слушай, Анри, я не знаю, что делать с этим драндулетом. Я во всей этой механике ни в зуб ногой.

Патрик лезет в рюкзак за электронной отмычкой, она у него всегда при себе. Ее надо просто навести на машину, это и быстрее, и удобнее.

Я его, как всегда, отговариваю. В итоге мы долго идем пешком, пытаемся поймать машину, нам уже по фигу и плохая погода, и все эти тачки, которые с бибиканьем проносятся мимо. Патрика так просто не испугаешь. Человека, который способен кошку придушить, да и на себя руки наложит играючи, который постоянно ввязывается в потасовки, мечтает стать известным террористом, знать все про оборот наркотиков и завести знакомства среди бандитов, уже ничем не проймешь. Иногда я думаю, что он либо прославится, либо умрет в нищете и безвестности, либо станет президентом республики, либо попадет за решетку. В итоге мы добираемся до Паси-сюр-Эр в кабине грузовика. Патрик треплется с водителем: тот пытался продавать круассаны в Лос-Анджелесе, но ничего у него не выгорело, и с его американской подружкой - тоже. По крайней мере, он сделал, что мог, чтобы изменить свою жизнь.

Тот же шатер, что и вчера, тот же фургон. Уже слышны голоса артистов на сцене. Патрик весь напрягся: моя влюбленность его бесит. «Хотел бы я знать, что скрывается за этой твоей придурью, - твердит он. - Вот я никогда не влюбляюсь». А может, все опять к тому, что жизнь у нас обоих начинается не слишком удачно.

Фургон артистов заперт. Я застегиваю молнию на куртке. Патрик ходит взад-вперед и громко говорит, ни к кому не обращаясь: «Ну да, остается только сказать, что ничего страшного, что в худшем случае лет через десять мы над этим посмеемся, и потом, Анри, мы ведь все умрем. Вообще, зачем соблюдать законы, если мы все когда-нибудь умрем? - Он опять достал свою электронную отмычку. - Почему бы не воспользоваться этой хреновиной, не проникнуть в шатер и не прославиться вот так сразу? Почему бы втихую не изнасиловать твою актриску под яблоней? Не отодрать ее как следует? Хочешь попасть на страницы «Паризьен» за то, что принудил к любви хорошенькую девчонку?»

Он подходит к фургону, бьет ногой по висячему замку, тот поддается, и Патрик надавливает с разбега плечом, чуть не вывихнув себе при этом ключицу.

Дверь открыта. Добро пожаловать в театр, в этот мир чувств. Я перекладываю письмо из рюкзака в карман, быстро захожу в фургон, отыскиваю вещи Элен, стараюсь приметить каждую мелочь, кладу конверт на ее шелковую блузку, еще раз прохожу мимо ее большого гримировочного зеркала. А вот и помада. Блин, написать бы что-нибудь, но что? Патрик смотрит на распахнутую дверь, потом переводит взгляд внутрь фургона и ухмыляется. В следующую секунду бросается к зеркалу и, зверски надавливая на помаду, пишет: «Насилие превыше всего. Мюссе (не один)».

Перед тем как окончательно свалить, мы проскальзываем в полупустой шатер. Элен как раз начинает петь свою кантилену и не подозревает, что настоящий театр здесь, в зрительном зале. Театр двух актеров, которые помирают со скуки на уроках, театр двух парней, связанных по рукам и ногам чувством долга и образованием. Ну ничего, недолго им осталось терпеть.

Весь скривившись, я потихоньку открываю окно в спальню. Господи, только бы не скрипнуло. Но мстительное окно своим скрипом предупреждает отца, этого мучителя детей, который уселся в кресле и почитывает «Великую цивилизацию этрусков». Ну вот, сейчас начнется. Все получилось хуже не придумаешь. Налицо и неоправданно позднее возвращение сына, и до предела натянутые нервы отца, которого уже унизила собственная жена, так что на этот раз он решает положить конец такому обращению со своей персоной. Слышу его шаги в коридоре. Странно, когда он злой, он обычно не так ходит.

Этот тощий лысый человек не стучится перед тем, как войти. Он сразу врывается в комнату и включает свет. Сын сначала пытается притвориться, что его разбудили посреди сладкого сна про хорошие оценки и поздравления от совета класса, но быстренько оставляет эту затею.

- Ты где был?

- Нигде. Здесь.

- Не выводи меня из себя. Где ты был?

- На спектакле в «Трето де Франс».

- Прекрати делать из меня дурака, ты вчера туда ходил.

- Ну да, а сегодня снова пошел.

Еще немного, и он вскипит, он идет на меня, я делаю последнюю попытку: «Честное слово, я правда там был, - но он хватает меня за плечи и встряхивает. - Пап, ну правда, клянусь, поверь мне хоть раз в жизни». Моя голова стукается о стену, он хочет знать все, он мне не верит. Н-да, Петя и волк. Он говорит, что хочет знать правду.