Анатолий Гладилин - История одной компании

– Чем это грозит? (Не морочьте людям голову.)

– Практически ничем. И все-таки наш принцип – трижды подстраховаться.

– Почему вам кажется, что контакт ослаб? (Здесь не играют в бирюльки, личные ваши ощущения никого не интересуют.)

– В институтских условиях у нас получался несколько другой эффект.

– Но ведь есть разница между лабораторией и полигоном. (Типичный теоретик, буквоед. Пороха не нюхал.)

– Но ее не должно быть.

– Сами дадите объяснения? (Вот ты и испекся.)

– Да.

В глазах Ефимова зажглись огоньки. Пожалуй, в них не было ни уважения, ни восхищения. Так смотрят на озорника, который громко объявил, что сейчас спустится с десятого этажа по водосточной трубе. Огоньки быстро погасли.

Командующий сидел вполоборота к Чернышеву. Рядом с командующим три генерала и несколько штатских, которых Чернышев видел впервые. Начальники служб докладывали коротко и четко, как это бывает только в армии.

Чернышева захватила торжественная обстановка. Подводился итог работы сотен, а то и тысяч людей. Вклад его института казался небольшим, а его, Чернышева, – ничтожным. И Чернышев на минуту поверил, что все пройдет благополучно, никто о нем не вспомнит, и слава богу. Если вдруг назовут его фамилию, он просто не сможет подняться со стула. Скорей бы все кончалось.

– Ну!

Встал Ефимов.

– Система проверена. Приборы работают нормально.

Командующий кивнул. Ефимов сел. Пронесло. Но один из генералов наклонился к командующему, и командующий явственно произнес:

– Да, конечно. – И громко: – Прошу товарища Чернышева!

Взгляды всех присутствующих, словно гири, повисли на нем. Он доложил. Но сам не слышал своих слов.

– Итак, ваше мнение? – негромко спросил командующий.

– Можно, но я не уверен.

– Сколько потребуется времени? – еще тише спросил командующий.

Уж лучше бы он сразу стал кричать. Топать ногами. Так было бы легче. Гроза началась – и все. А то тучи сгущаются, и ни ветерка, и нечем дышать.

– Двое суток, – сказал Чернышев, хотя только что хотел сказать: трое.

– Хорошо, – сказал командующий и отвернулся.

Вспомнилось, как давным-давно они собрались у кинотеатра «Художественный», чтобы первый раз в жизни пойти в ресторан. Сколько было волнений!

Не дай бог узнают родители! Ресторан казался символом чего-то запретного, легкомысленного и очень веселого. Ну и идиоты они были! Нет мест более унылых, чем рестораны, да еще в маленьких городах. Пустые столики похожи на могилы, покрытые тонким слоем снега. Стулья явно похищены с вокзала. В дальнем углу группа военных отмечает известный лишь им одним праздник. В середине зала гражданский летчик и девушка не отрываются друг от друга. За ближайшим к Чернышеву столиком три молодящиеся женщины и двое лысых мужчин пьют, наверно, давно и сейчас пытаются петь, правда, негромко. Оркестр – пять стариков, – подлаживаясь к немногочисленным посетителям, наяривает фальшиво и не в такт что-то очень древнее. Несколько одиноких мрачных субъектов, каждый за отдельным столиком, ведут легкомысленный, веселый образ жизни. Два лысых танцора приглашают двух дам. Третья скучает. Медленно приближается пьяный в грязной полосатой сорочке. Он делает церемонный поклон. Дама отказывается. Пьяный пристально на нее смотрит взглядом старого обольстителя. Дама непреклонна. Появляется новый пьяный, копия первого, но моложе и решительнее. Он отталкивает неудачника и прямо хватает даму за руку. В этот момент музыка кончается. Все возвращаются на свои места. Пьяные ретируются.

Двое парней напротив Чернышева. Один, в зеленом пиджаке, похож на шофера. Другой, в очках, – вылитый студент физмата. Очень пьяны.

Зеленый пиджак подсаживается к Чернышеву.

– Давно от хозяина?

Несколько осторожных фраз, и Чернышев понимает: виновата короткая прическа, его приняли за недавно выпущенного уголовника. Это становится забавным.

– Смотрю: выпил, заказал еще, выпил и сидит смирно. Нет, думаю. А я этим оркестрантам в свое время по десять бутылок шампанского заказывал. Чтоб играли только для меня. Сам я с Донбасса, но здесь работал завмагом. Деньги были. Не веришь? – Показывает Чернышеву выданную ему справку о досрочном освобождении. – Отсидел 18 месяцев и 23 дня. А кореш – завмаг (это тот, которого Чернышев принял за студента). Под него копают, ему еще предстоит.

Кореш что-то мычит.

– Отстань, дай поговорить с человеком. Он свой парень, оттуда.

– И я там буду, – мычит кореш.