Юрий Мамлеев: Сборник рассказов

А вскоре Анна Карловна уже сидела в небольшой комнатке — закутке, зажатом между уборной и изолятором для особо нервных. Туда нянечки из столовой уже принесли ее дневной завтрак: четыре стакана горячего чая, полкило колбасы, батон и курицу. Анна Карловна тут же тихонько заперлась на ключ.

Надо сказать, что, будучи очень простой почти во всех отношениях (на ученый совет она не раз являлась в галошах), в смысле еды Анна Карловна была очень горда и самолюбива. Иными словами, она никому не желала признаваться, что любит много и серьезно поесть; и чем интимнее она любила есть, тем более она стремилась это скрыть. По отсутствию практической стороны ума она полагала, что почти никто не знает об этом ее влечении, особенно среди интеллигенции, а нянечек она за людей не считала.

Итак, наглухо запершись в закутке, она приступила к трапезе. Первым делом Анна Карловна жадно схватила за ноги курицу и стала ее кусать между ног. При этом ей показалось, что курица чуть-чуть живая и таращится.

Набрав в рот как можно больше курятины в отложив остальное, она откинулась на спинку стула и начала сладостно проглатывать пищу, причем по мере продвижения еды вниз выражение ее лица все время менялось, пока не стало совсем блаженным и добрым, как у праведницы… Вспотев от радости, она продолжала в том же духе.

В два часа дня Анна Карловна уже. была на второй очень серьезной научной конференции, куда пускали только по пропускам… Обедать домой ее отвез все тот же, но еще больше пьяненький шофер… Опустившись в кресло и радостно ощущая себя пухлой будкой, она собиралась было нежно вздремнуть после обеда, как вдруг почувствовала звериную боль в животе. Не успев как следует ужаснуться, Анна Карловна потеряла сознание…

Очнулась она в своей постели, окруженная домработницей и двумя соседками… Но боль все еще не проходила… Отпустив соседей, она стала размышлять, в чем дело.

"Наверняка у меня заворот кишок, — решила Анна Карловна. — Объелась".

Вдруг она покраснела и перевернулась на другой бок.

"Как же я об этом скажу, — испугалась она. — Будут смеяться… Если заворот — все догадаются; обилась…"

Анна Карловна приняла болеутоляющее.

— Когда вызвать врача, сегодня? — спросила ее домработница.

— Нет, завтра, — оттянула Анна Карловна.

Весь вечер, ночь и утро прошли в том, что Анна Карловна, лежа в постели, чувствуя немного приглушенную и уже привычную боль, то подремывала, то думала, но думала о чем-то совершенно постороннем. То принималась считать тени на потолке, то раздумывала, сколько она будет весить в восемьдесят лет, И в то же время чувствовала какую-то моральную неполноценность и даже конфуз оттого, что у нее заворот кишок. И только часа за два до прихода доктора Анна Карловна реально и с хватающей за сердце ясностью подумала о том, о чем, разумеется, знала уже сначала: если она не скажет про заворот кишок и ее не оперируют, то она неминуемо за два-три дня умрет… Но параллельно с этой безошибочной мыслью какой-то нелепый внутренний голос взвизгнул в ней решительно и бойко: "Обойдусь! Проскочу! Только бы молчать".

Сначала было она испугалась и шикнула на "тот голос: "Как это обойдусь… Глупость-то какая!"

Но голосок еще настойчивей взвизгнул: "Обойдусь!"

Анна Карловна оторопела и совсем задумалась. Но по ходу своих рассуждений она все более и более чувствовала, что ни за что на свете не хочет признаваться, что объелась. До того не хочет, что от страха перед разоблачением стала выглядеть совсем растерянной и полоумной. Поэтому, когда пришел врач, Анна Карловна позабыла, что обязательно умрет, если скроет, а думала только о том, как бы не проговориться, и сослалась на гипертонию. Обманутый врач быстро ушел.

И Анна Карловна опять осталась одна, в одиночестве своего живота, мыслей о себе и веселой туповатой домработницы.

Прошло еще несколько часов.

"Сказать или не сказать?!" Анна Карловна пересчитала все тени на стене, почему-то раза два плюнула на пол. Постепенно она стала делать попытки решить, что сказать все-таки нужно. "Ведь если не скажешь, умрешь, тоскливо подумала она. — А если скажешь — выживешь, все так просто и логично", — заключила она, недаром одной из замечательных особенностей Анны Карловны был ум.

Но сколько бы попыток принять положительное решение она ни предпринимала, все они упирались в ее чувство. Она сама толком не могла понять это чувство; оно выражалось только упорным и тягучим: "Не хочу!"