Владимир Новиков - Типичный Петров

Она никак, правда, не прокомментировала услышанное. Но и то сказать, что я своей исповедью занял все время и пространство. На Растанной вдруг на секунду почувствовал, что теряю Вику. Взгляд мой тогда упал случайно на два дома, тесно прижатые друг к другу. Один – четырехэтажный, сталинский, другой – пятиэтажка шестидесятых годов постройки. А по высоте – одинаковые, словно две половины одного здания. И с Викой соединение показалось мне таким же искусственным и ненадежным…

Но вот и Боровая. Есть там ее мама или нет – неизвестно, но “по умолчанию” надлежит проститься. Целую Вику всеми губами, и она как будто пока трепетом всего тела отзывается. Стоп-кадр. А дальше кина не будет.

Как принадлежала мне Вика без слов и признаний, так же и удаляется незаметно, на нет сходит.

Глупая моя откровенность, конечно, никакого прямого ущерба мне не принесла. Ну как и кому могла она передать мою тайну? Даже подумать смешно. Вот если бы я нашу с тобой историю доложил лицу мужского пола, то навсегда бы дал ему на себя крючок, и компромат неизбежно бы просочился в окружающее меня информационное пространство. Потому что мужики в большинстве своем – страшные бабы.

Послушала бы ты, как они ближайших друзей поносят: ну, он вовсю гуляет, такой ходок… Будто сами – инвалиды неподвижные. А осуждают в основном из зависти. Некоторые даже вступают с дамами в контакты прежде всего для того, чтобы потом в мужской компании прихвастнуть.

В этом для них главный кайф. Словом, с братьями по полу откровенность и неуместна, и опасна.

А женщины, как ни странно, надежнее, хотя ими в не меньшей степени руководит зависть и ревность. Но именно из ревности и зависти женщина не станет другой женщине делать рекламу, сообщая, как та добилась успеха у представляющего интерес мужичка. Потому что любовная связь в наше время – это успех дамы, а не кавалера. Может быть, в прошлых веках иначе было, но я не знаю, не живал. А по книжкам, по романам судить – дело крайне ненадежное.

Ладно, что-то я в теорию ударился. Не зовут нас с тобой больше на семинар по контактологии, а у меня столько материала накопилось с тех пор…

Но практика довольно мрачная получается. Раньше встречи происходили по Викиной инициативе, и моя задача состояла только в том, чтобы выкроить подходящее время. Теперь же я вынужден все затевать как бы с нуля. После нескольких неудачных телефонных попыток, когда Вика отрывисто-односложно отговаривалась, ссылаясь на всякие обстоятельства, я не выдерживаю и прихожу без приглашения на представление “Темных аллей”. Последнее в сезоне: пластическая драма закрывается до осени, причем неизвестно, возобновится ли она, – и со спонсорами проблемы, и с арендой.

Один раз она мне улыбнулась из толпы в “Генрихе”, очень сдержанно улыбнулась – типа “здравствуй!” или даже “здравствуйте” (в последних разговорах она уже плавно переезжала на “вы”). А дальше – ни Зойка, ни Руся в мою сторону и не посмотрели ни разу. Решительно двигаюсь за кулисы. Там нет персональных гримуборных, в одной комнате семь или восемь девушек, полуголых и потных. Я бормочу “Извините”, но никто не смущен, все даже не прочь свои обнаженные бюстики продемонстрировать истинному поклоннику искусства. И только Вика – представляешь! – от моего взгляда полотенцем заслоняется и вежливо, но решительно просит подождать в фойе.

А там я не один оказываюсь. Молодой человек с белокурой бородкой и в синем джинсовом костюмчике спокойно так стоит между колоннами. Сразу догадываюсь, что Вику он ждет. Помоложе, чем она, будет: явно до тридцати. Пока раздумываю, кем ей юноша приходится, выходит наша прима. Знакомит своих кавалеров, причем меня именует по имени-отчеству, и тут же поясняет, что они с Валерой едут в гости к маминым знакомым. Расплывчатая формулировка. Хоть бы сказала, с какого боку этот Валера появился. Может, это всего-навсего дальний родственник, юный представитель волгоградского клана… Никогда я этого и не узнаю.

Попрощались со мной. Выходить вместе с ними? Так меня никто не пригласил. Выйти, нервно зашагать вперед и обогнать парочку? Как-то нелепо. Присаживаюсь на обитую красным плюшем банкетку и растерянно смотрю в пол…

Все-таки хочется ясности, и дня через три я опять Вику вызваниваю.

Она как ни в чем не бывало соглашается на совместную прогулку.

Встречает меня с улыбкой, но улыбка эта как будто надета поверх лица. И лицо, и руки, и ноги – все дальше от меня, чем было при первом знакомстве в бане.