Сергей Носов - Член общества, или Голодное время

По Сенной блуждали милиционеры. Незаконная торговля в этот день каралась штрафом. Одну лишь бабусю не трогали: для тех, кто думал, что сегодня

7 ноября, она продавала традиционные раскидайчики.

Над Зимним пролетел вертолет…

Я пересек Дворцовую и вышел на Мойку. Плыл катер. В подъезде дома Аракчеева сидела кошка, ее глаза излучали тревогу. Скучал милиционер перед Генеральным консульством

Японии. Япония – Страна восходящего солнца. Солнце восходит над Японией, оно похоже на блин. Борцы-гиганты состязаются в беге. Извергается вулкан Фугэн, молчавший двести лет. Сто тридцать домов под лавой и пеплом. Я отошел от стенда.

В комиссионный магазин “Натали ” требовалась уборщица. “

Натали ” был закрыт, как и дом-музей, где скончался раненый Пушкин.

По Конюшенной площади шли демонстранты – колонна с красными флагами и портретами Ильича; впереди – транспарант с надписью “Справедливость ”. Повернув на бывшую Желябова, или на бывшую бывшую (а теперь настоящую)

Большую Конюшенную, демонстранты стали скандировать:

“Ле-нин-град! Ле-нин-град! ” – призывая прохожих примкнуть к процессии. То были противники “ Санкт-Петербурга ”. Они направлялись к Невскому проспекту.

Я увидел парашютистов. С трехцветными флагами и чем-то к тому ж пламенеющим (вроде факела, что ли) они падали вниз, исчезая за крышей величественного ЛЕНВНИИЭПа. Так вот зачем вертолет! Я ускорил шаг и вновь оказался на площади.

Митинг закончился, но праздничная часть еще продолжалась.

Над площадью пролетела неспешная “ этажерка ”, за ней развевалась ленточка: “Санкт-Петербург ”. Три самолета появились со стороны Адмиралтейства – спортивные; пролетев над Александрийским столпом, они оставили за собой ядовито-оранжевый, по-своему, декоративный след. Некий комментатор провозгласил торжественным голосом: “Дорогие санкт-петербуржцы! Мы впервые видим это зрелище. Над

Дворцовой площадью самолеты! Ура! ” “ Урааа! ” – ответили рожденные не летать и летать не рожденные.

Между тем самолеты уже возвращались. Теперь были выброшены листовки, ветер относил их за ограждения. Толпа подалась по направлению ветра – в сторону Зимнего, уплотнилась.

Некоторые сумели схватить. Я – нет. Обладатели листовок, не скрывая радости, показывали обделенным:

“Красуйся, град Петров,

И стой непоколебимо, как Россия!

А. С. Пушкин ”

“Сохраните эти листовки на память об этом дне! ” – с необыкновенной торжественностью зазвучало над площадью.

Мне задали импульс, и через несколько минут я очутился около Марсова поля. Не дожидаясь трамвая, побрел в сторону Сенной – к дому. Какие-то люди тусовались на ступеньках Инженерного замка, стоял рядом автобус телевещательного ведомства. Я вспомнил, что тут был обещан живой Петр I в камзоле, он всех самолично сегодня поздравит.

Из булочной на Садовой высовывалась огромная хлебная очередь. Прыгал, крича, сумасшедший карлик напротив

Гостиного и бил по струнам гитары ладонью. К нему привыкли. Собирали подписи. Продавали дешевые гороскопы.

Зачем-то я повернул на Невский. Какая-то все-таки сила меня все время тянула к Дворцовой. Теперь я оказался в потоке желающих послушать концерт. Погода портилась, моросило.

Прокламации за тридцать копеек я не купил, хотя и просили.

Не понимаю: почему прокламации надо обязательно продавать?

Тут, за аркой, стояли троцкисты. Узок был круг этих революционеров – человек пять, зато за их спинами – Маркс,

Ленин, Троцкий и Че Гевара, правда, разноформатные и черно-белые.

Рядом топтались анархисты под угольным знаменем, они тоже держали что-то печатное. Один в черной папахе в порядке дискуссии наскакивал на пенсионера: “ Имейте в виду, я профессиональный историк! ”

Поклокатывало небольшое собрание у Александрийской колонны. Те, кто сегодняшний день считал не праздником, но днем скорби, говорили о преступлениях большевиков. Но вот грянула музыка, начинался концерт. Публика, предпочитающая развлечение трауру, переместилась поближе к Пьехе и

Кобзону – напротив Зимнего дворца десятками прожекторов освещалась эстрада.

Я уходил, когда выступали куплетисты. Пели об актуальном, приплясывая. Один начинал, другой подхватывал. Вроде: “

Не хватило курочек… ” – “ Но нашел окурочек… ”

Еще посмотрел наверх, задрав голову. Ангелу в лицо светил прожектор. Стемнело.

В троллейбусе играли в молчанку.

Шарахнула шутиха во дворе. Дворничиха ответила на запуск бранью, но столь нечленораздельной, что можно было принять за приветствие. Я поднялся по лестнице и обнаружил в дверях записку: “Дорогой друг! Где вы? Надеемся, вы не забыли о нашем скромном торжестве. Ждем с нетерпением.