Марина Палей: Рая & Аад

Ведомая знаниями, добытыми в Клубе, Рая нырнула своей большой, вмиг вспотевшей ладонью между томиком Фихте и томиком Ницше, затем – между томиком Шеллинга и томиком Гегеля, затем – между томиком

Леонгарда и томиком Шлейермахера, где наконец и обнаружила искомое: фотографию конкурентки. Патлатая стервоза возлёживала, как ни в чём не бывало, на этом – да: именно на этом! – стократно обесчещенном ложе – в костюме Евы, с бесстыжими, вольно разбросанными ляжками похотливой кобылы, – пребывая, судя по всему, в самом лучшем, то есть только что ублаготворённом расположении порочных своих телес.

Рая тайно сделала копию этой порнухи – копию, которая затем поочерёдно демонстрировалась ею наиболее опытным членшам Клуба (и, переходя из опытных рук в руки наиопытнейшие, была сопровождаема сиплым вопросом Раисы: ну?! и кто же из нас двоих лучше?!) Не дожидаясь ответа, Рая начинала истошно вопить: да чтобы я теперь!!. да когда-нибудь!..! да на эту кровать!!.. где он!!.. где она!!.. где они, сволочи, кувыркались!!.. да никогда в жизни!!!

И чем громче Рая вопила (хотя, что самое существенное, её в эту кровать никто и не приглашал), тем яснее становилось – даже случайно это слышащим детям – даже тем из них, которые совсем плохо успевали в школе: она к этой самой кровати – той, что вскоре будет узаконена местной мэрией как её, Раино, брачное ложе, – не то что проползёт – ринется по головам.

Включая собственную.

А что? В этом мире побеждает небрезгливый. Хотя – что же считать

«победой»? Собственное поражение? Как-то совсем по-оруэлловски тогда получается. Сформулируем конкретней: наибольший человечий приплод приносят наименее прихотливые, наименее взыскательные, наименее брезгливые самки. Что же тогда говорить о человеческом генофонде в целом?

В Клубе русских жонп, за день до регистрации брака, Рая разражалась также и другой инвективой. Словесный её состав (смысловой там отсутствовал) был примерно таков: а вот я завтра на него посмотрю!! я посмотрю, как он заявление на регистрацию подавать будет!! я ему ничего не скажу, я только в глаза ему загляну!! интересно, а он-то как в мои поглядит?! И т. п.

Высокочтимые дамы, т. е. члены Клуба, скорее всего, не знали, что данный брак заранее был оговорен как фиктивный. Создавалось такое впечатление, что это немаловажное примечание напрочь упускала из виду сама невеста.

На следующий день Рая и Аад подали заявление (о роковом поединке их взоров нам ничего не известно), а через два месяца они уже смущённо топтались на малиновом коврике перед суконным ликом брачующего их чиновника. Рая ослепительно сияла во взятом напрокат (клуб «Русские

Присоски») бархатном платье цвета варёной свёклы, удачно дополненном кучерявой синтетической розой, которая хищно чернела у Раиного широкого, как коромысло, плеча; голову её – устрашающе блестя лаком и гелем – венчала бабетта Бабилонской возвышенности (отчего и сама

Рая возвышалась над Аадом на высоту этой баснословной бабетты); нагота Аада была прикрыта бурой тишорткой с малопонятной канареечной надписью «HICIACET…»[3] и клюквенно-красными джинсами; очень нарядно выглядели новые, огуречного цвета, пластмассовые шлёпанцы на босу ногу. Над чиновником, в золочёной раме, радуясь доброкачественности новой подданной – ах! – почти что помавая ей рукой! – поощрительно улыбалась королева Беатрикс, словно взявшая на себя вдохновляющие функции Флоры, римской богини плодородия. А по обе стороны от новобрачных стояли мы – два свидетеля: моя компаньонка и я.

Нам трудно было там стоять. Становилось совершенно очевидным, что мы присутствуем на сеансе заглатывания кролика удавом. Это становилось очевидным как дважды два. Картина усложнялась однако же тем, что не было до конца понятно, кто же кролик и кто удав, – и если можно представить кошмарную картину в духе, скажем, Алана Гоббслея, где каждый является и кроликом и удавом одновременно, то это было самое то.

Пикантность ситуации заключалась также и в том, что Рая, питавшая свою духовную субстанцию животворными советами дам из «Русских

Присосок», тем не менее, не решилась пригласить в качестве свидетельниц ни одну из них: она опасалась, что, невольно позавидовав её, Раиному, лучезарному счастью, жонпы её непременно сглазят.

Выскочив из мэрии как ошпаренный, Аад сразу же перебежал на другую сторону улицы. На другую – по отношению к той, по которой, сияя, зашагала его законная фиктивная супруга. Поволоклись и мы, свидетельницы, – в качестве свадебного – или похоронного – то ли шлейфа, то ли кортежа. Ещё вылетая из холла, Аад, тем не менее, остановился, потребовал наши (мои – и второй свидетельницы) прокомпостированные транспортные билеты, внимательно взглянул на них, затем на свои часы – и сказал, что, поскольку час с момента компостирования ещё не истёк, мы можем ехать на трамвае, ура, не производя дополнительного компостирования.