Марина Палей - Рая & Аад

Израилю фактическое представительство, работало международным посредником между не имевшими дипломатических отношений Израилем и

СССР.)

И вот Аад обращался к Йоосту так: скажи своей дорогой мамулечке, что я… (благодаря её уборке, не могу найти своей музыкальной папки) – и Йоост это Рае, стоящей рядом, передавал; Рая же обращалась к

Йоосту так: скажи своему бесценному папулечке, что… (синяя кастрюля с компотом, которую он второй день ищет, уже второй день пустая – и находится в мойке), – и Йоост всё это, почти синхронно для Аада (лежащего тут же) озвучивал.

Именно к этому периоду и относится зафиксированный свидетелем эпизод их счастливого семейного шествия из детского садика. Ну да, вот этот:

Впереди семенил Йоост, с противным грохотом везя на верёвочке игрушечную машинку. Чуть сзади него, как-то отдельно ото всех, неторопливо шёл Аад с мечтательно-отрешённым выражением по-семейному располневшего лица, которое, как водится в таких случаях, приобрело черты туповатой барственной вальяжности. Рядом с ним – затравленно, вся настороже, клала-выкладывала большие свои стопы верная Рая, с заботою кошки глядя на сына и с озабоченностью – на супруга.

Весьма даже репрезентативный эпизод, который ни в коей мере не противоречит только что изложенному.

Таким образом, ван дер Брааки отправились к семейному психотерапевту, уже утратив общий язык – даже то бедное бытовое наречие, каким они повседневно пользовались, – и бессознательно рассчитывая также на дополнительные, то есть переводческие, функции психотерапевта. (О чём последний, конечно, предупреждён не был, ибо за работу толмача он бы выставил дополнительный счёт.)

Психотерапевтом оказалась особь формально женского пола, определить гендерную принадлежность которой оказалось возможным только по её имени. Уютно устроившись в кресле напротив Раи и по-пасторски сложив на плоском животе заранее лояльные ладошки, она вмиг словно заразилась оскалом своей клиентки: пресное, невыразительное лицо семейного психотерапевта, словно в кривом зеркале, перекосила ужимка поросячьего бодрячества. В итоге её полуоткрытое ротовое отверстие оказалось где-то в районе правой ушной раковины. Было похоже на то, как если бы у психологини внезапно воспалились сразу несколько ветвей тройничного нерва.

Аад, оказавшись между двумя резко позитивными дамами, то есть подвергшись двойной атаке зубодробительного оптимизма, тоже не выдержал: его смазливая физиономия стареющего нарцисса вмиг потеряла симметрию – и теперь выглядела так, словно её поразил флюс или затяжной лицевой тик.

От семейной исцелительницы Рая (в отличие от Аада) вернулась в полном восторге. Ей понравилась синтетическая кофточка семейной исцелительницы. Её подкупила обходительность семейной исцелительницы. Её покорил ум семейной исцелительницы, оформленный университетом с максимальным удобством для общества. И, главное, её полностью пленило домашнее задание, порученное семейной исцелительницей ей и Ааду к следующему визиту.

В задании значилось, что каждый из них должен написать о партнёре

(так они оба и были названы: «партнёры» – словно игроки в подкидного дурака) – так вот: каждый из них должен был написать о

партнёре только положительные вещи. С незыблемо-чёткой позитивной установкой.

…Ах, мудрая семейная исцелительница! Наконец-то она, Рая, – впервые за столько лет! – узнает, что хорошего думает о ней Аад. Он сам расскажет об этом. Хотя бы и по бумажке.

По-быстрому завершив хозяйственные дела, Рая включила настольную лампу и села делать домашнее задание.

Домашнее задание Раи

«Мой муж очень красивый. Он также и очень умный. Он хорошо образован. Он работает преподавателем латыни и философии в университете. Он много читает и всем интересуется. Он контролирует своё внутреннее развитие и свой внешний вид. Он любит свои хобби: спорт, бальные танцы, иностранные языки, искусство. Он регулярно следит за политическими и культурными событиями в нашей стране и во всём мире. Он почти никогда не храпит…»

В этом месте Рая задумывается. Глядя на розовый колпачок настольной лампы, она потихоньку начинает соображать, что ничего почему-то не написала об отношении этого таинственного мужа к ней самой. На такой поворот мысли её натолкнула, скорее всего, интимная ассоциация с храпом…

«Мой муж, Аад ван дер Браак, никогда меня не бьёт. Он также не пьёт и не изменяет».