– Кофе в постель не хотите? Э! Романтики! С ба-альшой дороги! -
Верка, с плоским веником у неплоской груди, занялась бедненькой паласовой дорожкой и, видимо, настроилась шутить.
Ей в поддержку, вяло и нестройно, забухтели несколько теток со следами замученного в дезинфекциях белья на лицах – утро только начиналось. Пассажиры все еще не простили наглецам спущенных сумок, их – гадов – копеечных билетов, их – гадов – молодости.
– Вот ладно сами – здоровые детины, а девчонку-то чего потащили? – это парень в “адидасе” громко заговорил. – Она же не обезьяна, под потолком скакать! Чего я, не видел, как она всю ночь там вертелась?
– (Эль мучительно вспыхнула.) – Сами-то спали, небось… Девушка, спускайся! Я серьезно. Давай, давай, поспишь тут у меня по-человечески… Днем я все равно валяться не любитель… Давай.
Во-от так.
Тетки, поначалу кивавшие и дакавшие, увидев такой альтруизм – мигом остыли и потеряли всякий интерес.
Адидас подсадил Эльку, зардевшуюся отчаянно, – ну вот. Жалеют.
Подачки какие-то. Поzор. Зачем она поехала. Зачем связалась. Что нашла.
Леха и Мартин наблюдали с насмешливым любопытством:
– А может, тогда и нас… Верка к себе в купе положит?
Поржали, вместе с Веркой, поднявшейся на цыпочки и веником треснувшей Мартина по самому пробору (сводившему Эльку с ума). Так, запросто. И его не передернуло. Иначе у них и нельзя. Брезгуешь еду поднять с асфальта – ну и подыхай от голода.
Говорили, что однажды, в Москве без копейки, Мартину со товарищи пришлось убить собаку и съе… Эль уже не думала, она “поплыла” мгновенно, едва коснувшись нормальной подушки, едва растянувшись на
– такой родной, такой приземленной – нижней полке…
А поезд шел и шел через сознание, взбалтывая тишину. Какой-то долей мозга, еще – по недосмотру – не спавшей, Эль все пыталась понять, был ли это только шум колес или кто-то правда говорил вполголоса,
“Адидас” ли, Мартин, – и что они говорили… Школа, кабинет литературы, мел. Серенькую отличницу Элину навсегда потряс чеховский рассказ про санки, там катались с горы на санках, и барышне то ли ветер шептал про любовь, то ли он, сидевший за спиной… Так она и не узнала… Но это было самое счастли…
Снег не похож на настоящий. Бел и скрипуч, нетаем, как пенопласт.
Гора на окраине. Господи, когда ее туда водили, в негнущихся валенках… У-ух! Как живот сжимается. Какая Высота, сверкающая,
Высота, которая есть Счастье… И когда несутся с Высоты, с вставшим от восторга дыханием, он – губы! – шепчет ей: “Люблю”… Санки внизу. Восторг оседает со снегом. Он – это Адидас. Но какие его глаза. На Эль никогда не смотрели с такой любовью. Казалось, этот снег, киношный, не будет таять, даже если ловить его ртом.
…Она проснулась, когда солнце вовсю уже тиранило вагон, по всем признакам несколько часов она была в полной, горячечной отключке.
Рядом сидел Адидас, болтал ржавый пакетик чая в кружке, повернул голову и посмотрел так.
– Ну! – засмеялся. – Доброе утро, что ли!
Эль не могла говорить.
– Яблоко хочешь?
Кивок.
Яблоко.
– Дай откусить! – смеется и тянет обратно…
Мартин и Леха спустились с небес, сидели тут же, в проходе на паласике, резались в потрепанного дурака. И очень внимательно посмотрели на этот хохоток.
VIII
– …И охрана супермаркета вызвала милицию, ты представляешь? И ведь приехали. Меня хотели увезти! Что бы было! Мама с папой с ума бы сошли. Они меня в Сам… мару-то отпускать не хотели. Но слава Богу
– со штрихкодами все-таки разобрались…
Мартин снисходительно посмеялся, хоть и рассказано не ему.
Очаровательно. Детский сад.
А Эль было все равно! – она не видела и не слышала никого кроме… С
Адидасом болтали уже почти весь день, весело, непринужденно, про жизнь свою, приколы всякие рассказывали, поочередно. Адидас партизанскими тропами – подметенной дорожкой – сбегал к кипятку заварить две лапши, партизанскими, потому что накануне Верка гаркнула в пространство: “Титан нагреться не успевает, вы уже все выдаиваете!” – и попыталась навесить замок. Но ничего. Зато ели весело, как ворованное. Как он на нее смотрел.
– Я покурить. Пойдешь со мной?
И Элька отправилась за Адидасом, в сизо-сквозяще-громыхающий тамбур.
Затягивался он красиво; усмехнулся, кинул байку в топку разговора.
– А нас однажды менты с дерева снимали! Не веришь? Идиотски получилось, конечно… Да давно было. Уговорили меня эти придурки залезть на елку, в раздевалку женскую посмотреть. Да не всерьез, так, прикол был такой. Залезли мы, значит, с Севкой… Друг у меня… был. Утонул. Потом. – (Две затяжки.) – Так вот. И тут слышу, снизу кричат: “Марат, шухер!..”.
Читать дальше